Тетка Фази вернулась к постоянно занимавшему ее вопросу - о чужом)
и собственном здоровье.
- Ну, а ты как теперь поживаешь? Совсем у тебя прошла болезнь, которой,
помнишь, ты у нас хворал? Еще доктор никак немогсообразить,чтоэтос
тобой было...
В глазах Жака мелькнула тревога.
- Я совершенно здоров, крестная, - ответил он.
- Право? Значит, всепрошло?Помнишь,какты,бывало,мучилсяот
головной боли за ушами, как тебя вдруг начинала трепать лихорадка; а то еще,
бывало, сделаешься такой грустный и хоронишься от людей, как дикий зверь.
Слушаяееслова,Жаксмущалсявсебольшеибольшеи,наконец,
почувствовал себя дотогонеловко,чтопрервалеерезким,отрывистым!
голосом:
- Уверяю вас, я совершенно здоров... У менятеперьрешительноничего
нет.
- Тем лучше, мой мальчик!.. Ведьмне-тооттвоейболезнилегчене
станет. Да и потом в твоем возрасте хворать не полагается.Чтоможетбыть
лучше здоровья?.. А знаешь, право, славно, что ты навестил меня; ведь ты мог
гораздо веселей провести время в другом месте. Ты пообедай с нами,аспать
мы тебя положим на чердаке, рядом с комнатой Флоры...
Рожок, протрубивший сигнал, снова перебил ееречь.Темвременемуже
стемнело.Повернувшиськокну,онилишьнеясноразличалиМизара,
беседовавшего с каким-то мужчиной. Пробило шесть часов, и он передавалсвой
пост ночному дежурному, явившемуся насмену.Мизармогнаконецсвободно
вздохнутьпоследвенадцатичасов,проведенныхвбудке,гдеструдом
умещалисьмаленькийстолик,установленныйподдоскойссигнализацией,
табурет и железная печка, до того накалявшаяся, чтоМизарпочтипостоянно
держал дверь открытой.
- Вот он уже возвращается домой, - проговорила вполголосатеткаФази,
снова объятая страхом.
Поезд, о котором предупреждал рожок Мизара, приближался. Это былочень
тяжелый и длинный поезд,громыхавшийтаксильно,чтомолодомучеловеку
пришлось наклониться к больной, чтобыонамоглаегорасслышать.Онбыл
тронут ее несчастьем, ему хотелось чем-нибудь помочь ей.
- Послушайте, крестная, - сказал он, - если Мизар в самом! делечто-то
замышляет, может быть, он струсит, когда явмешаюсь...Доверьтемневашу
тысячу франков.
Она снова возмутилась:
- Отдать тысячу франков?.. Ни за что! Ни тебе, ни ему!.. Лучше умру,а
не отдам!
В это мгновение мимо промчался поезд, словнобурныйвихрь,сметающий
все перед собою. Дом задрожал,точноподхваченныйураганом.Поездэтот,
шедший в Гавр, был переполнен пассажирами, таккакнаследующийдень,в
воскресенье, предполагалось праздноватьвГавреспускнаводубольшого
корабля. Несмотря на скорость, с которою мчался поезд, через освещенные окна
вагонов можно было видетьпереполненныеотделения,тесносомкнутыеряды
голов, мелькавшие профили, мгновенно исчезавшие, сменявшие другдруга.
Несмотря на скорость, с которою мчался поезд, через освещенные окна
вагонов можно было видетьпереполненныеотделения,тесносомкнутыеряды
голов, мелькавшие профили, мгновенно исчезавшие, сменявшие другдруга.Что
за уйма народа! Опять толпа, бесконечная толпа, беспрестанно грохот вагонов,
паровозные свистки, телеграфные звонки и колокольные сигналы! Точно огромное
тело гигантского существа растянулось по земле: его головабылавПариже,
позвонки - вдоль всей главной линии, члены простирались на боковых линиях, а
руки и ноги - в Гавреинадругихконечныхстанциях.Всеэтомчалось
безостановочно,механически,победоносно,сматематическойточностью
уносилось в будущее, умышленно игнорируя человека с его затаенными, но вечно
живыми стимулами - страстью и преступлением.
Флора вернулась домой первая. Она зажгла маленькую керосиновую лампочку
без колпака и накрыла на стол. Она не сказала Жаку ни слова и едва удостоила
его взглядом, а он отвернулся к окну. На печке стоял горшок с горячим супом.
Когда Флора подавала его на стол, вошелМизар.Оннеобнаружилникакого
удивления при встрече с молодым человеком. Быть может,онвидел,какЖак
подходил к дому. Во всяком случае, он не выказал ни малейшего любопытстваи
не стал ни о чем расспрашивать. Они пожалидругдругурукииобменялись
несколькими короткими фразами.Жакупришлосьсамомузавестиразговоро
поломке шатуна и о том, что ему пришла мысль повидаться с крестной матерью и
переночевать у нее. Мизар только кивалголовою,какбынаходя,чтовсе
прекрасно. Усевшись за стол, принялись не торопясь обедать. Первое время все
молчали. Тетка Фази, с утра не спускавшая глаз с горшка, вкоторомварился
суп, согласилась налить себе тарелку; но до железистой воды,настоеннойна
гвоздях, которую подал ей Мизар, - Флора забыла поставить графин настол-
она не дотронулась. Мизар держал себя тише воды, ниже травы итольковремя
от временипокашливалнехорошим,болезненнымкашлем.Он,казалось,не
замечал тревожных взглядов, жены, следившей за каждым! его движением.Когда
Фази спросила соли, которой не было на столе, он сказал, что ейнеследует
есть так много соленого, ей может сделаться от этого только хуже, но всеже
принес ей в ложке щепотку. Фази взяла ее, так как соль, поеемнению,все
очищает. Разговор за обедом шел о погоде, удивительно теплой последниедни,
о поезде, сошедшем с рельсов около Мароммы. Жак решил, чтоуегокрестной
матери просто расстроено воображение, -самоннезамечалровноничего
подозрительного в этом маленьком услужливом человечке с бегающимиглазками.
За столом просидели больше часа. ЗаэтовремяФлора,посигналурожка,
дважды, выходила на минутку к шлагбауму. Каждый раз,когдамимопроходили
поезда, стаканы на столе подпрыгивали и звенели, но никто не обращал наэто
внимания.
Опять раздался звук рожка, Флора, только что убравшая состола,снова
вышла, но больше не вернулась. Она оставила мать и обоих мужчинзастолом,
на котором стояла бутылка яблочной настойки. Они просидели за столомещес
полчаса, а затем Мизар, обшарившийсвоимипронырливымиглазкамиодиниз
углов комнаты, взял фуражку и, коротко простившись, вышел.