Насытившись,РубоиСеверинамедленнодоедалисыр,нарезаяего
маленькими ломтиками, чтобы продлитьудовольствие.Беседаихстановилась
более вялой.
- Кстати, я забылтебяспросить,-воскликнулРубо,-почемуты
отказалась от предложения Гранморена погостить два - три дня в Дуанвиле?
Охваченный приятным чувством сытости, Рубо вдруг вспомнилобутреннем
визите в особняк Гранморенов на улице Роше. Он снова увидел строгийкабинет
и, казалось, ещеслышалголосГранморена,говорившего,чтоуезжаетна
следующий день в Дуанвиль. Потом, словно уГранморенамелькнулавнезапная
мысль, он предложил супругам Рубоотправитьсявместеснимшестичасовым
курьерским поездом и пригласил Северину поехать с ним в замок, таккакего
сестра давно уже выражала желание с ней повидаться. Но Северина подразными
предлогами отказывалась от этого посещения.
- Я, видишь ли, - продолжал Рубо, - не нахожуничегодурноговтом,
чтобы ты погостила несколько дней в дуанвильском замке. Ты могла бы остаться
там до четверга, я как-нибудь обошелся бы без тебя... Я полагаю, что в нашем
положении мы нуждаемсявГранморенах.Глупоотвечатьотказомнатакое
любезное приглашение, тем более, чтотвойотказ,очевидно,огорчилего.
Поэтому-то я и уговаривал тебя согласиться, пока ты не дернула меня за полу.
Тогда я поддержал тебя, но сам ничего не понял... В самом деле,почему,ты
не захотела поехать в Дуанвиль?
Глаза Северины забегали. Она нетерпеливо пожала плечами и возразила:
- Как же я оставлю тебя одного?
- Ну, это пустяки. За три года, что мы женаты, тыдваразаездилав
Дуанвиль и гостила там по неделе. Почему же ты не могла поехать ивтретий
раз!
Молодая женщина отвернулась, чтобы скрыть все возраставшее смущение.
- Да просто мне не хочется. Не станешь же ты заставлять меня делать то,
что мне не нравится.
Рубо развел руками, как бы протестуя против обвинения в том, чтохотел
к чему-нибудь принудить жену, но все-таки добавил:
- Ты положительно что-то от меня скрываешь.Бытьможет,впоследнее
твое посещение госпожа Боннегон обошлась с тобой неласково?..
Нет, г-жа Боннегон всегда к ней очень добра. Она такаямилаяженщина;
высокая, полная, с великолепными светлорусыми волосами,онаисейчасеще
красива, хотя ей уже пятьдесят пять лет. Рассказывали, что стехпор,как
она овдовела, да, впрочем, и при жизнимужа,сердцееебывалочастенько
занято. В Дуанвиле ее обожали. Онапревратилазамоквнастоящийрайский
уголок, туда съезжалось все руанское общество. Особенно много друзей былоу
г-жи Боннегон среди членов руанского судебного ведомства.
- Ну, тогда, наверное, Лашене тебя холодно приняли.
Правда, с тех пор, как Берта вышла замуж, онасталадержатьсебяпо
отношению к Северине далеко не так ласково, как прежде. Ведь бедняжкаБерта
не сделалась ни добрее, ни лучше, а осталась таким же ничтожеством, какими
была.
И нос у нее такой жекрасный,какираньше.Руанскиедамыочень
хвалили ее изящные манеры и такт. Ее портил, без сомнения, муж,некрасивый,
черствый скряга, который, разумеется, не мог хорошо повлиять на жену.Надо,
впрочем, отдать Берте справедливость, она обращалась с бывшей своей подругой
вполне вежливо, так что Северина не могла ни в чем ее упрекнуть.
- Значит, тебе не нравится сам Гранморен?..
Северина,отвечавшаядосихпорспокойно,ровнымголосом,снова
нетерпеливо возразила:
- Гранморен? Ну, что ты!
Она заговорила нервно, отрывисто:
- Да его почти никогда там и не видишь. Он живет в парке,вофлигеле,
дверь выходитвпустынныйпереулок.Онуходитиприходит,когдаему
заблагорассудится; никто в замке не знает, дома он или нет. Ондажесестре
никогда не сообщает о своем приезде. Обычно он едет пожелезнойдорогедо
Барантена, нанимает там экипажиприезжаетвДуанвильночью.Живетпо
нескольку дней в своем домике, никому не показываясь. Он-тоникоготамне
беспокоит.
- Я спросил о нем потому, что ты сама рассказываламнераздвадцать,
что в детстве боялась его, как черта...
- Ну уж, и как черта... Ты, по обыкновению, преувеличиваешь...Правда,
он был строгий. Он, бывало,такпристальновсматриваетсявтебясвоими
глазищами, что поневоле тотчас потупишься. Я сама видела, как людидотого
перед ним смущались, что не могли слова вымолвить - он слыл суровым иочень
умным человеком... Но меня он никогда не бранил. Я всегдачувствовала,что
он расположен ко мне.
Она сновасталаговоритьмедленно,срасстановкой,устремиввзор
куда-то вдаль.
- Помню... Еще ребенком я играласподругамивпарке.Кактолько,
бывало, увидят его, все прячутся, даже родная его дочь,Берта,онавсегда
боялась оказатьсявчем-нибудьвиноватой.Аяожидалаегосовершенно
спокойно. Он проходил мимо и при видемоейулыбающейсярожицыпохлопывал
меня слегка по щеке... Потом - мне уже было лет шестнадцать -Бертавсегда
посылала меня к отцу, если ей надобылочто-нибудьунеговыпросить.Я
говорила с ним смело, никогда не опускала перед ним глаза, хотя чувствовала,
что его взгляд пронизывает меня насквозь. Но мне это былонипочем,ябыла
заранее уверена, что он сделает все, что я захочу... Да, я помню, все помню!
Стоит мне только закрыть глаза, и я ясно могу представить себе каждый уголок
парка, каждую комнату, каждый закоулок в замке...
Она замолчала и закрыла глаза. Поеераскрасневшемуся,возбужденному
лицу пробегала дрожь при воспоминании о чем-то пережитом ею там, очемона
не хотела рассказать мужу. Онапросиделатаксминуту,губыееслегка
дрожали, уголок рта судорожно подергивался.
- Разумеется, он был очень добр к тебе, -проговорилРубо,закуривая
трубку. - Он не только воспитал тебя как барышню,нобылтебепрекрасным
опекуном.