- Он не только воспитал тебя как барышню,нобылтебепрекрасным
опекуном. Он приберег гроши, оставшиеся тебе от отца, и добавил еще отсебя
кругленькую сумму к нашей свадьбе... Кроме того, он непременно оставиттебе
что-нибудь в наследство. Он сам говорил об этом в моем присутствии.
- Да, - подтвердила вполголоса Северина, - он хотел отказать мне домв
небольшом именьице Круа-де-Мофра, - там теперь проходит железнаядорога.В
былое время Гранморены ездили туда на несколькодней...Нонаэтояне
рассчитываю, Лашене, наверно, обработают еготак,чтоонничегомнене
оставит. Я бы даже хотела, чтобы он ничего мне не оставил, ничего.
Она произнесла последние слова такгромкоирешительно,чтомужс
удивлением вынул изо рта трубку и выпучил глаза.
- Это еще что за глупости! Говорят, будто у старика Гранморенакапитал
в несколько миллионов франков. Что же тут дурного, если он вздумает отказать
малую толику своей крестнице? Это никого не удивило бы, а намэтобылобы
очень кстати...
У него вдруг мелькнула мысль, заставившая его рассмеяться:
- Уж не боишься ли ты прослыть его дочерью? Хоть вид у Гранморена очень
суровый, однако за ним, говорят, водятся грешки. Еще при жизниженыонне
пропускал ни одной горничной. Да и сейчас,несмотрянасвоигоды,готов
подцепить любую... Пожалуй, чего доброго, ты и на самом деле приходишься ему
дочерью!..
Северина сердито вскочила, лицо ее горело, в голубых глазах был испуг.
- Его дочерью!.. Нет! Я не хочу, чтобы ты позволялсебешутитьтаким
образом, слышишь? Как я могу быть его дочерью? Развеяпохожананего?..
Довольно об этом. Поговорим о чем-нибудь другом. Я не хочу ехать в Дуанвиль,
потому что мне это неугодно и потому что предпочитаювернутьсястобоюв
Гавр...
Он покачал головой и жестом успокоил жену. Ладно,ладно,пустьбудет
так, раз это ее раздражает. Рубо улыбался, онникогданевиделеетакой
возбужденной. Должно быть, всему причиной вино. Емухотелосьзаслужитьее
прощение, он взял нож и снова стал восхищаться им, тщательноеговытери,
чтобы показать, что нож острый, как бритва, начал обрезать им себе ногти.
- Уже четверть пятого, - проговорила Северина, глядяначасы.-Мне
нужно еще побывать в нескольких местах... Нам пора готовиться к отъезду...
Ей необходимо было окончательно успокоиться,и,преждечемпривести
немного в порядоккомнату,онасноваподошлакокну,облокотиласьна
подоконник. Муж ее, положивножитрубку,тожевстал,подошелкней,
тихонько обнял ее сзади и, положив подбородок на ее плечо, прижалсяголовой
к ее голове. Оба они как будто замерли в этой позе.
Внизу, на железнодорожной станции,неустанносноваливзадивперед
маленькие рабочиепаровозы.Онидвигалисьпочтибесшумно,давалиедва
слышные свистки, напоминая проворных, домовитых хозяек.
Один паровоз прошел мимо окна, у которого стояли Северинасмужем,и
затем исчез подЕвропейскиммостом,отводявпарквагоныразобранного
трувильского поезда.
Один паровоз прошел мимо окна, у которого стояли Северинасмужем,и
затем исчез подЕвропейскиммостом,отводявпарквагоныразобранного
трувильского поезда. За мостом рабочийпаровозразминулсяспассажирским
локомотивом только что вышедшим из депо. У этого медные и стальные части так
и сверкали. Щеголеватый, свежий, блестящий, он был похож на путешественника,
подготовившегося к дальней дороге.Остановившисьвозлесамогомоста,он
двумя отрывистыми свистками потребовалсебепутиустрелочника,который
сейчас же направил его к уже составленному поезду, ожидавшему под навесому
дебаркадера главного вокзала. Поезд этот должен былотойтидвадцатьминут
пятого в Диепп. На дебаркадере густой толпою теснились пассажиры,слышалось
громыханье багажных тележек, носильщики торопливо выгружали багаж ввагоны.
Но вот локомотив со своим тендеромподошелкпереднемувагонуи,глухо
ударившись о его буфера, остановился. Старший рабочий накинул цепь на крюк и
тщательнозавернулгайкудышла.ВсторонеБатиньолянебоомрачилось.
Сероватыесумерки,окутываяфасадыдомов,казалось,спускалисьна
расходившиеся веером рельсы; вдали, неясные в вечернейдымке,беспрестанно
проходили и уходили поезда пригородных железных дорог и Окружной дороги. Над
темными крышами железнодорожных депо и ангаров, надпогружавшимсявомрак
Парижем расплывались рыжеватые клубы дыма.
- Нет, нет, оставь меня, - прошептала Северина, ноРубо,возбужденный
теплотой и ароматом ее молодого тела, толькокрепчесжалеевобъятиях.
Северина попыталась высвободиться, и при этом еедвижениионокончательно
потерял голову. Он оторвал ее от окна, захлопнув егонечаяннолоктем.Его
губы искали ее губ, и, впившись в них поцелуем, он понес жену, к кровати.
- Не надо, не надо, ведь мы не дома, - твердила Северина. - Прошу тебя,
только не здесь.
Она сама словно опьянела, возбужденная сытным завтраком,вином,своей
лихорадочной беготней по Парижу. Жарко натопленная комната, стол с остатками
завтрака, неожиданная поездка, принимавшая характеркутежавдвоем,-все
зажигало в ней кровь, напрягало ее нервы. И в то же время она, сама незная
почему, сопротивлялась, вцепившись в спинку кровати, боролась, испуганнаяи
возмущенная,
- Нет, нет, я не хочу.
Весь красный, еле владея собой, он дрожал, он готов был взять ее силой.
- Глупенькая, ведь никто не узнает, мы оправим потом постель.
Обычно, у себя дома, в Гавре, она скроткойуступчивостьюотдавалась
ему после завтрака, когда он приходил с ночного дежурства. Это не доставляло
ей удовольствия, но она проявляла тогда большую мягкость, ласково соглашаясь
удовлетворить его желание. Нотакую,каксейчас,пылкую,трепещущуюот
страсти, Рубо видел свою жену в первый раз, и это сводило его с ума.
Ее голубые глаза казались темнее в отблеске черных волос, полныеяркие
губы алели на нежном продолговатом лице. Перед ним была женщина, которойон
до сих пор не знал.