Толкнув стол, он чуть не опрокинул переносную
печку. К углу буфетаприлиплаокровавленнаяпрядьволос.Когданаконец
измученные, истерзанные этой ужасной сценой, они перевелидух,когдаРубо
устал колотить, а Северинапочтилишиласьчувствотпобоев,ониопять
оказались возле кровати. Она лежаланаполу,аон,присевнаднеюна
корточки,держалеезаплечи.Внизупо-прежнемураздаваласьмузыка;
слышались взрывы звонкого, юного смеха.
Рубо рывком поднял жену и прислонилееккровати,асам,стояна
коленях, навалился на нее всей своейтяжестью;кнемунаконецвернулась
способность говорить.Онбольшенебилее,онистязалрасспросамив
непреодолимом нетерпении узнать все.
- Так ты жила с ним, распутница!.. Повтори-ка, повтори, что тыжилас
этим стариком... Сколько же тебе былотогдалет?Наверно,девчонкойеще
была, да?
Она вдруг разрыдалась так сильно, что не в состоянии была отвечать.
- Дьявольщина! Скажешь ты наконец!.. Тебе,наверноидесятилетне
было, когда ты начала забавлять этого старика! Для этой мерзости он,видно,
и воспитывал тебя так заботливо. Говори же, черт возьми, как это было, или я
опять примусь за тебя...
Она плакала и не могла вымолвить ни слова. Он поднял руку и отпустил ей
тяжелую пощечину. Трижды повторил онсвойвопроси,неполучаяответа,
трижды ударил жену по щеке.
- Сколько же тебе было тогда лет? Отвечай, потаскуха, отвечай!
Зачем бороться? Северине казалось, что жизнь от нее уходит.Онбылв
состоянии вырвать у нее сердце своимикорявымипальцамирабочего.Допрос
продолжался, и она рассказывала все, до того подавленная стыдомистрахом,
что едва можно было расслышать слова, срывавшиеся с ее уст.Аонтерзался
невыносимой ревностью, его бешенство нарастало отболи,которуюпричиняли
ему картины, вызываемыеегорасспросами.Емубыломалотого,чтоона
рассказывала, он требовал мельчайших подробностей,обстоятельногоописания
фактов. Прильнув ухом к губам несчастной женщины, он терпел смертельные муки
от этой исповеди, которую она шептала под угрозой поднятого кулака, готового
обрушиться, как только она вздумает замолчать.
Снова промелькнуло перед ним все ее прошлое в Дуанвиле,еедетствои
молодость. Где же это произошло? Среди вековых дубов огромного парка илиже
в каком-нибудь заброшенном уголке замка? Очевидно, Гранморен имел уже в виду
ею воспользоваться, когда после смерти своего садовника взял ее в дом, чтобы
воспитывать вместе со своей дочерью. Несомненно, это началось еще с тех пор,
когда при его появлении другие девочки разбегались, бросая игру, аСеверина
улыбалась и смотрела ему прямо в глаза, ожидая, чтобы он мимоходомпогладил
ее по щеке. А впоследствии, когда она так смело просила у неговсего,чего
ей хотелось, она чувствовала, что будет его любовницей. Ведь он подкупалее
своей любовью, старый волокита за горничными, он, такой достойный исуровый
с другими.
Ведь он подкупалее
своей любовью, старый волокита за горничными, он, такой достойный исуровый
с другими. Вот мерзость! Этот старик заставлял целовать себя,какдедушку,
следил за развитием девочки, прикасался к ней, постепенно овладевал ею,так
как у него не хватало терпения дождаться, когда она созреет!
Рубо задыхался.
- Ну, говори! Сколько тебе было тогда лет?
- Шестнадцать с половиной...
- Лжешь!..
К чему ей теперь лгать? В полном изнеможении она устало пожала плечами.
- Где же это случилось в первый раз?
- В Круа-де-Мофра.
Он на мгновение замолчал. Губы его дергались, в глазах мелькалижелтые
искры.
- Я хочу, чтобы ты мне сказала, что он с тобой сделал.
Северина молчала. Рубо поднял кулак, тогда она сказала:
- Ты ведь мне не поверишь.
- Говори... Ему ничего не удалось, а?
Она ответила кивком головы. Вот именно.
Но тогда он захотел узнать все в точности, приставалкнейссамыми
гнусными и непристойными расспросами. Она молчала, судорожно стиснув зубы, и
только знаками отвечала: да или нет. Бытьможет,имобоимстанетлегче,
когдаонасознаетсявовсем.Муж,однако,страдалещебольшеот
подробностей, которые жена считала смягчающими обстоятельствами. Нормальные,
здоровые отношения были бы для него менеемучительны,ноэтотразврати
гниль были омерзительны;еготерзаларевность,кактерзаетотравленное
лезвие человеческое тело. Теперь для него все кончено. Ему жизнь будет нев
жизнь. Эта гнусная картина будет постоянно преследовать его.Изегогруди
вырвалось судорожное рыдание.
- Ах, черт, черт возьми, нет... Этого быть не может... Это немыслимо!
Затем, в новом порыве озлобления, он схватил жену за плечи ивстряхнул
ее.
- Ах ты, негодная тварь, зачем же ты вышла за меня? Разве ты незнала,
что подло так обманывать меня? У иной воровки хватило быбольшесовести...
Значит, ты меня презирала, не любила?.. Ну, говори же,зачемтывышлаза
меня?..
Онаответиланеопределеннымжестом.Развеонамогласточностью
объяснить себе теперь, зачем она тогда это сделала? Она быладовольна,что
выходит замуж, надеялась, что так ей будет легче покончить с другим. Мало ли
что делаешь в жизни нехотя, и все же приходитсяэтоделать,таккакэто
оказывается наиболее благоразумным. Да, Рубо она действительно не любила. Но
Северина не решалась ему высказать, чтонебудьвсейэтойистории,она
никогда не согласилась бы выйти за него замуж.
- Старик, разумеется, хотелтебяпристроить...Онобрадовался,что
нашел дурня... А? Он хотел тебя пристроить, чтобы продолжать прежнее? Он для
того и увозил тебя два раза?
Она молча кивнула.
- Значит, и теперь он приглашал тебя все для того же? Эта гнусность так
и тянулась бы без конца.