Когдамы,поеживаясьотхолода,бодрымшагомвыступиливпоход,я
изменнически шепнул Джо:
- Хорошо бы мы их не нашли.
А Джо шепнул мне в ответ:
- Я бы шиллинга не пожалел, если бы им удалось удрать, Пип.
Больше никто из жителей деревни не пошел с нами: погода былахолодная,
неприветливая, дорога унылая, под ногами скользко; к тому же темнело, а дома
люди грелись у камелька и справлялипраздник.Тутитамнанашемпути
удивленные лица поспешно приникали к освещенным окнам, нонаружуниктоне
вышел. Дойдя до перекрестка, мы свернули прямо к кладбищу.Здесьпознаку
сержанта сделали короткую остановку, и солдатырассыпалисьсредимогили
осмотрелицерковнуюпаперть.Онивозвратились,необнаруживничего
подозрительного,имывышличерезбоковыеворотанапросторыболот.
Восточный ветер стал хлестать нам в лицо мокрым снегом, и Джо взялменяна
закорки.
Только сейчас, на пустынной равнине, где я побывал восемь-девятьчасов
тому назад и видел обоих каторжников (как бы все удивились, когда быузнали
про это!), мне пришла в голову страшная мысль: а вдруг, если мыихнайдем,
мой арестант решит, что это я привел сюдапогоню?Ведьонспрашивал,не
обманул ли я его, и сказал, что я был бы никудышным щенком, если бы стал его
травить. Неужели он подумает, что я и вправду щенок иобманщикимогтак
подло предать его?
Но теперь это был праздный вопрос. Я сидел на закоркахуДжо,аДжо
брал одну канаву за другой,какохотничьялошадь,ипокрикивалмистеру
Уопслу, чтобы тот не отставал и, боже сохрани,неткнулсявземлюсвоим
римским носом. Солдаты двигались впереди нас, растянувшись длинной цепью. Мы
держались того же направления, по какому я шел утром, пока незаплуталсяв
тумане. Сейчас туман либо еще не пал, либо его развеяловетром.Вкрасном
зареве заката были ясно видны и маяк, ивиселица,ихолмсбатареей,и
дальний берег реки - все одинакового мутно-свинцового цвета.
Я напряженно всматривался вдаль, и сердцеуменястучалооширокую
спину Джо, как кузнечныймолот.Ноникакихпризнаковбеглыхянемог
уловить. Сперва меня сильно пугало сопенье и тяжелое дыхание мистера Уопсла;
но потом я привык к этим звукам и уже знал, что онинеимеютотношенияк
предмету наших поисков. Один раз я вздрогнул от ужаса: мне показалось, что я
все еще слышу скрежет подпилка; но тобыллишьовечийколокольчик.Овцы
поднимали головы и робко смотрели на нас, коровы, отворачиваясь ответраи
мокрого снега, провожали нас сердитыми взглядами, словно это мы принеслиим
непогоду, и боязливо шелестела трава в последних отблесках дневного света, -
больше ничто не нарушало безотрадной тишины болот.
Солдаты все приближались к старой батарее, имышлиследом,немного
позади их цепи, как вдруг все стали: на крыльях дождя и ветра к намдонесся
протяжный крик.
Потом второй. Он возник далеко от нас, где-то к востоку,но
был протяжный и громкий.Казалосьдаже,чтокричатсразудваилитри
человека, так сбивчиво и неясно долетал до нас этот звук.
Сержант и ближайшие к нему солдаты вполголоса говорили обэтом,когда
мы с Джо подошли к ним. Прислушавшись, Джо(хорошоразбиравшийсявтаких
вещах) подтвердил их мнение, так же как и мистер Уопсл (ничего в таких вещах
не смысливший). Сержант, будучичеловекомрешительным,отдалприказ:на
крики не отвечать, но изменить направление и идти к востоку "беглымшагом".
Тогда и мы повернули вправо, на восток, и Джо такретивопоскакалвперед,
что я крепко ухватился за него, чтобы не свалиться.
Теперь мы неслись во весь опор, так что даже Джо не удержался и крикнул
мне разок: "Ох, и гонка!" Не разбирая дороги, мы мчалисьвверхивнизпо
дамбам, перемахиваличерезручьи,шлепалиповоде,продиралисьсквозь
жесткий камыш. Чем ближе звучали крики, тем ясней становилось, что кричит не
один человек. Временами крик как будто стихал, тогда и солдаты застывалина
месте. Когда же он раздавался вновь, солдаты бежали быстрее прежнего,имы
за ними. Скоро мы уже стали различать, что один голос кричит: "Убивают!",а
другой - "Арестанты! Беглые! Стража! Сюда!" На минуту шум драки заглушил оба
голоса, потом крик возобновился. И тут солдаты стрелой понеслисьвперед,а
вместе с ними и Джо.
Сержант первым добежал до места, двое солдат тотчас догнали его.Когда
подоспели остальные, эти двое уже взвели курки.
- Оба тут!-задыхаясь,прокричалсержант,соскакиваявглубокую
канаву. - Сдавайтесь, вы! Экие звери, черт бывасвзял!Дауймитесьвы,
дьяволы!
Фонтаном взлетали брызги водыикомьягрязи,сыпалисьпроклятияи
удары, и наконец еще несколько солдат, соскочив в канаву на помощь сержанту,
вытащили порознь обоих каторжников - моего и другого. Они были все в крови и
отчаянно отбивались и сквернословили, но я, разумеется, тотчас узнал обоих.
- Обратите внимание! - прохрипел мой каторжник,стираяслицакровь
драными рукавами и стряхиваяспальцеввырванныеволосы.-Этояего
задержал! Я передаю его вам! Обратите внимание!
- Нашел о чем разговаривать, - сказал сержант. - Едва ли тебе будетот
этого польза, любезный, - ведь ты с ним одного поля ягода. Подать наручники!
- А я и не жду для себя пользы. Мне больше никакой пользыненадо,-
сказал мой каторжник и хищно усмехнулся. - Я его задержал. Ему это известно.
С меня и хватит.
У другогоарестанталицосовсемпосинело,и,вдобавоккстарому
кровоподтеку на левой щеке, он весь был в синяках и ссадинах. Покананего
надевали наручники, он все силился заговорить и не мог, и даже прислонился к
одному из солдат, чтобы не упасть.
- Заметьте, служивый, он хотел меня убить, - были его первые слова.
- Хотел убить? - пренебрежительно повторил мой арестант. - Хотел, ине
убил? Я его задержал и сдал кому следует, вот что я сделал.