- Вашему приятелю. О котором вы говорили. Который у вас спрятан.
- Ах, ты вот о чем, - отвечал он с грубоватым смехом.-Ему-то?Так,
так. Ну, он в еде не нуждается.
- А мне показалось, что нуждается, - сказал я.
Он оторвался от еды и в полном изумлении впился в меня глазами.
- Показалось? Когда это?
- Да вот только что. - Где?
- Там, - указал я пальцем, - вон там; он спал, и я еще подумал, что это
вы.
Он схватил меня за шиворот и так сверкнул глазами, что я испугался, как
бы ему опять не захотелось перерезать мне горло.
- И одет так же, как вы, только в шляпе, - объяснил я,весьдрожа,-
и... и... - мне очень хотелось выразиться помягче,-иемудлятогоже
самого нужен подпилок. Разве вы вчера вечером не слышали, как палила пушка?
- Значит, и вправду стреляли, - сказал он, точно про себя.
- Странно, как вы ещесомневаетесь,-удивилсяя.-Мыдомавсе
слышали, а это дальше, и двери у нас были закрыты.
- А ты то сообрази, что, когда человек один на этом болоте, и головау
него пустая, и в брюхе пусто, и сам он еле живой от холода и голода, онвсю
ночь только и слышит, что выстрелы и голоса. Да что тамслышит!Онвидит,
как солдаты окружают его,видитихкрасныемундирыприсветефакелов.
Слышит, как выкрикивают его номер, как его окликают,какщелкаютмушкеты,
слышит команду: "Готовьсь! Целься!", и его хватают... и вдругничегоэтого
нет. Да я за ночь не раз, а сто раз видел, что замнойгонятсясолдаты-
топ, топ сапожищами, черт бы их побрал! А пушки? Я, уж когда рассвело, ито
видел, как туман колышется от выстрелов... Ну, а этот человек, - до сихпор
он говорил так, словно забыл о моем существовании, - ты неприметилвнем
ничего особенного?
- У него лицо было сильно разбито, - сказал я, припомнив то, что исам
не знал, когда успел заметить.
- Вот здесь? - воскликнул он, безжалостно хлопнув себя ладонью по левой
щеке.
- Да, здесь.
- Где он? - Человек запихал остатки еды за пазуху. - Показывай, куда он
пошел? Я его выслежу не хуже ищейки. Ох, еще этацепьнаноге,будьона
проклята! Подай-ка мне подпилок.
Я указал, в какой сторонетуманпоглотилнезнакомца,ион,подняв
голову, взглянул туда, но в следующуюминутуонужесиделнаспутанной
мокрой траве и, как одержимый, пилил железное кольцо, не обращая внимания ни
на меня, ни на свою ногу, которая была стерта до крови, чтонемешалоему
обходиться с нею так, словно она сама была железная. Теперь, когда ондовел
себя до такого исступления, мне опять стало с ним очень страшно,истрашно
было, что дома заметят мое долгое отсутствие. Я сказалему,чтомнепора
домой, но он будто не слышал, и я решил уйти потихоньку. Я оглянулся на него
напоследок, - низко пригнувшись, он продолжал что есть силы пилитьжелезное
кольцо, вполголоса ругая и его и собственную ногу.
Пробежав несколько шагов,
я прислушался - и скрежет подпилка донесся до меня из тумана.
ГЛАВА IV
Я был вполне готов к тому, что в кухне меня дожидается констебль, чтобы
тотчас взять под стражу. Однако там не только не оказалось констебля,нои
кража еще не была обнаружена. Миссис Джо выбивалась изсил,готовядомк
праздничному пиршеству, а Джо велено было убратьсязадверь,подальшеот
совка для сора, потомучтовсякийраз,какмоясестраособеннорьяно
принималась наводить чистоту в своих владениях, Джо неизбежно попадалногой
в этот предмет домашнего обихода.
- А тебя где носило? - услышал я отмиссисДжоввидепраздничного
приветствия, лишь только мы с моей совестью показались в дверях.
Я сказал, что ходил слушать, как славят Христа.
- Ну, это еще куда ни шло, - процедила миссис Джо. - А то ведьстебя
все станет.
Я подумал, что это верно.
- Не будь я кузнецовой женой, а стало быть рабой несчастной, которойи
передник-то снять некогда, я бы, может, и сама сходила послушать, -сказала
миссис Джо. - Я смерть люблю, когда Христа славят, потому мне, наверно, и не
удается никогда послушать.
Увидев, чтосовокотступилотпорога,Джовследзамнойбочком
пробрался в кухню и в ответнагневныйвзглядмиссисДжопримирительно
почесал переносицу, а когда сестра отвернулась, молча скрестилуказательные
пальцы и подмигнул мне. Этим условным знаком мысообщалидругдругу,что
миссис Джо не в духе, а поскольку это было обычное ее состояние, мысДжо,
можно сказать,иногданацелыенеделиуподоблялисьнадгробнымстатуям
рыцарей, с той разницей, что они, как известно, лежат скрестив ноги.
Обед нам предстоял поистине роскошный, - соленый окороксгарнироми
фаршированные куры. Сладкий пирог был испечен еще вчера утром (почемуникто
и не хватился остатков фруктовой начинки), а пудинг уже стоял на огне. Ввиду
такого обеденного изобилия завтрак нам попросту отменили.
- Чтобы я еще вас с утра кормила, да поила, да посуду за вамимыла,-
сказала миссис Джо, - когда мне с обедомдайбогуправиться,-нетуж,
увольте!
Она сунула нам по ломтю хлебатак,словномыбылиполксолдатна
походе, а не мужчина и ребенокусебядома,имыстыдливозапилиего
молоком, разбавленным водой, из стоявшего на полке кувшина. А миссис Джо тем
временем повесила на окна чистые белые занавески, сменилапышнуюцветастую
оборку над очагом иоткрылавзораммаленькуюпараднуюгостиную,гдев
остальное время года никто не бывал и всенедвижимопокоилосьвхолодном
блеске серебряной бумаги - даже четыре белых фарфоровых собачкинакамине,
совершенно одинаковые, с черными носами и скорзиночкамицветоввзубах.
Миссис Джо была очень чистоплотной хозяйкой, но обладала редкостнымумением
обращать чистоту в нечто болеенеуютноеинеприятное,чемлюбаягрязь.