Чистоплотность, говорят, сродни благочестию, и есть люди,достигающиетого
же своей набожностью.
Будучи всегда занятапогорло,сестрамояпосещалацерковьчерез
доверенных лиц; другими словами, в церковь ходили Джо и я. В рабочемплатье
Джо выглядел ладным мужчиной, заправским кузнецом; в парадном же костюмеон
больше всего напоминал расфранченное огородное пугало. Все, чтооннадевал
по праздникам, было ему не впору, словносчужогоплеча,всеемужало,
тянуло. И в этот день, когда зазвонили в церкви и он вышел из своей комнаты,
закованный с головы до пят в праздничныедоспехи,видунегобылсамый
несчастный. Что касается меня,тоусестры,видимо,сложилосьобомне
представление как о малолетнем преступнике,которыйвсамыйденьсвоего
рождения был взят под надзор полицейским акушером и передан ей с внушением -
действовать по всей строгости закона. Она всегдаобращаласьсомноютак,
точно я появился на свет из чистого упрямства, вопреки всем велениям разума,
религии и нравственности и наперекор увещаниямсвоихлучшихдрузей.Даже
когда мне заказывали новое платье, от портного требовали, чтобыоноявляло
собой нечто вроде колодок и нивкоемслучаенеоставляломнесвободы
движений.
Поэтому не одно жалостливое сердце, должнобыть,сжималосьпривиде
того, как мы с Джо шествуем в церковь. Однако куда горше телесныхстраданий
были душевные муки, которые я испытывал.Страх,охватывавшийменявсякий
раз, как миссис Джо приближалась ккладовойиливыходилаизкухни,мог
сравниться только с раскаянием при мысли о содеянном мною. Подавленный своим
тайным проступком, я размышлял о том, в силах ли будет церковь оградить меня
от мщения ненасытного "приятеля", если я во всем ей откроюсь. Яужерешил,
что самое подходящее время, чтобы встать ипопроситьочастнойбеседев
ризнице, наступит, когда священник прочтет оглашение и скажет: "Всеимеющие
что-либо против объявите о том немедля!" И вполне возможно, что, будь втот
день не рождество, авоскресенье,ядействительноприбегнулбыкэтой
крайней мере, тем повергнув в изумление наших немногочисленных прихожан.
Обедать к нам были приглашены псаломщик мистер Уопсл,колесникмистер
Хабл со своей женой миссис ХаблидядяПамблчук,состоятельныйторговец
зерномизсоседнегогородка,разъезжавшийвсобственнойтележке(он
приходился дядей нашему Джо, но миссис Джо присвоилаегосебе).Обедбыл
назначен на половину второго. Когда мы с Джо воротились из церкви, столбыл
уже накрыт, миссис Джо готова, обед почти готов, парадная дверь отпертадля
приема гостей (обычно она стояла назапоре),словом-всеобстоялокак
нельзя лучше. И о краже по-прежнему - ни звука.
Пришло время обеда, не принеся мне никакого облегчения; пришли и гости.
Мистер Уопсл, джентльмен с римским носом и огромнымблестящимлысымлбом,
обладал низким раскатистым голосом, которым необычайно гордился;средиего
знакомых было даже распространено мнение,что,толькодайемуволю,он
заткнул бы за пояс нашего священника; и сам он неразговорил,что,будь
двери церкви открыты (для всех желающих служить в ней), оннепреминулбы
отличиться на этом поприще.
Поскольку же двери церкви небылиоткрыты,он
был у нас, как я уже сказал, псаломщиком. Но "аминь"звучаловегоустах
поистине сокрушительно, а перед тем как объявить псалом-непременновесь
первый стих до конца, -онвсегда,бывало,оглядитсобравшихся,словно
говоря: "Вы слышали скафедрыголоснашегодруга;ну,аэтокаквам
понравится?"
Я открывал гостям дверь - с таким видом, будто открывать эту дверьдля
нас самое привычное дело, - и впустил сначала мистера Уопсла, потоммистера
и миссис Хабл инаконецдядюПамблчука,которогомне,кстатисказать,
запрещалось называть дядей под страхом самого сурового наказания.
- МиссисДжо,-возгласилдядяПамблчук,грузный,неповоротливый
мужчина,страдающийодышкой,свыпученнымиглазами,рыбьимртоми
изжелта-рыжими волосами, торчком стоявшиминаголове,такчтоказалось,
точно его недавно душили и он еще не совсемочнулся.-Япринесвампо
случаюпраздника...япринесвам,сударыня,бутылочкухересаиеще,
сударыня, бутылочку портвейна.
Из года в год он являлся к нам на рождество и произносил,каквеликую
новость, в точности те же слова, держа свои бутылки на манергимнастических
гирь. Из года в год миссис Джо отвечала ему, как и вэтотраз:"Ах,дядя
Памблчук! Какое баловство!" Из года в год он возражал, как и в этот раз: "По
заслугам и честь. Ну, как вы тут?Скрипитепомаленьку?Какнашпеннис
фартингом?" Последнее относилось ко мне.
Обедали мы в этих случаях в кухне, а потом переходили вгостинуюесть
орехи, апельсины и яблоки, причем переход этот очень напоминалпереодевание
Джо из рабочего платья впарадныйкостюм.Сестрамоябылавтотдень
необычайно оживлена; впрочем, общество миссис Хабл всегда оказывалонанее
благотворное действие. Миссис Хабл запомнилась мне как маленькая,сухощавая
женщина с кудряшками, в небесно-голубом платье, притязавшаянанеувядаемую
молодость по той причине, что была намного моложемистераХабла,когдав
давно прошедшие времена выходила за него замуж. Мистер Хаблзапомнилсямне
как крепкий, высокий, сутулый старик, приятно пахнувший опилками инаходу
так широко расставлявший ноги, что, когда я в раннем детстве встречал его на
деревенской улице, мне открывался между ними вид на всю нашу округу.
В этом почтенном обществе я чувствовал бы себя прескверно, даже если бы
не ограбил кладовую. И не потому, что мне было тесно сидетьиострыйугол
стола впивался мне в грудь, а локоть Памблчука лез в глаза; и не потому, что
мне не велели разговаривать (я и сам не хотел разговаривать) или что намою
долю доставались только жесткие куриные лапки и те глухие закоулкиокорока,
которыми свинья при жизни имела меньше всего оснований гордиться.Нет;это
все было бы с полбеды, если бы взрослые оставили меня впокое.Ноонине
оставляли меня в покое. Они словно хватались за всякую возможность перевести
разговор на мою особу и чем-нибудь да кольнуть меня.