- И он это сделал?
- Да. Немного погодя на велосипедах приехали два ажана.
- Дождь уже шел?
- Гроза началась как раз в то время, когда мы втаскивали этого человека на палубу.
- Вашего судна?
- Да.
- Ваша жена проснулась?
- В рубке горел свет. Аннеке набросила на себя пальто и смотрела на нас.
- Когда вы обнаружили кровь?
- Когда его положили возле руля; она текла из трещины в голове.
- Из трещины?
- Ну, из дырки… Я не знаю, как вы это называете… - Полицейские приехали сразу?
- Почти сразу.
- А прохожий, который их вызвал?
- Больше я его не видал.
- Вам не известно, кто он?
- Нет, мосье.
В это солнечное утро нелегко было представить себе ночную сцену, о которой Жеф ван Гут рассказывал так подробно, тщательно подбирая слова, словно переводя их с фламандского.
- Вам, конечно, известно, что бродягу ударили по голове, а потом уже бросили в воду?
- Так сказал доктор. Ведь один из полицейских сам сбегал за доктором. Потом приехала "скорая помощь". Когда раненого увезли, мне пришлось вымыть палубу - там натекла здоровенная лужа крови… - Что же, по-вашему, произошло?
- Не знаю, мосье.
- Вы сказали полицейским… - Сказал то, что думал. Разве я поступил не так?
- Что же вы им сказали?
- Этот малый, наверно, спал под мостом., - Но вы прежде его не видели?
- Что-то не помню… Под мостами всегда спят люди… - Прекрасно. Продолжайте. Значит, подъехала машина… - Да, да, красная машина. Вот в этом-то я уверен!
- Она остановилась недалеко от вашей баржи?
Жеф кивнул и указал рукой на берег.
- Мотор у нее работал?
На сей раз речник отрицательно мотнул головой.
- Итак, вы услышали шаги?
- Да, мосье.
- Шаги двух человек?
- Я увидел двоих мужчин, они возвращались к машине… - А когда они подъезжали к мосту, вы их не видели?
- В то время я возился внизу с мотором.
- Значит, эти двое, из которых один был в светлом дождевике, очевидно, оглушили спящего бродягу и бросили в Сену. Так?
- Когда я поднялся на палубу, он был уже в воде… - В медицинском заключении говорится, что потерпевший не мог так поранить голову при падении в воду… даже если бы случайно стукнулся головой о камни… Ван Гут смотрел на них с таким видом, будто хотел сказать, что уж это его никак не касается.
- Вы не возражаете, что мы допросим вашу жену?
- Я не против, чтоб вы потолковали с Аннеке, но она все равно вас не поймет, потому что говорит только по-фламандски… Помощник прокурора взглянул на Мегрэ, как бы спрашивая, нет ли у него вопросов. Комиссар отрицательно покачал головой. Если у него и возникли кое-какие вопросы, то он задаст их позже, когда господа из прокуратуры покинут баржу.
- Мы скоро сможем двинуться дальше? - спросил речник.
- Как только подпишете свои показания и сообщите нам, куда вы направляетесь.
- В Руан.
- Вам придется и в дальнейшем держать нас в курсе вашего местонахождения. Мой секретарь принесет вам бумаги для подписи.
- А когда?..
- Наверно, после полудня.
Подобный ответ явно не удовлетворил Жефа ван Гута.
- Кстати, в котором часу ваш брат возвратился на судно?
- Почти сразу после отъезда "скорой помощи".
- Благодарю вас.
Жеф ван Гут снова помог господину Паррену и его спутникам перейти по узкой доске, и маленькая группа направилась к мосту. Бродяги, стоявшие у баржи, ото-, шли на несколько шагов.
- Что вы думаете об этом деле, Мегрэ?
- Думаю, что все это выглядит очень странно. Не часто бездомный бродяга подвергается нападению… Под сводами моста Мари, как раз у каменной стены, прилепилось некое сооружение, которое можно было бы назвать собачьей конурой. Бесформенное и полуразвалившееся, оно тем не менее на какое-то время служило жильем человеческому существу.
Заметив, что господин Паррен застыл от изумления, Мегрэ усмехнулся и, не выдержав, сказал:
- Такие же конуры существуют под всеми парижскими мостами. Одну из них можете увидеть напротив здания Сыскной полиции.
- И полиция ничего не предпринимает?
- Если полиция их уничтожит, они вырастут снова, только подальше… Это причудливое логово сооружалось, как правило, из старых ящиков и кусков брезента. Размеры его были рассчитаны на то, чтобы там, скорчившись, мог разместиться лишь один-единственный человек. От соломы, рваных одеял, старых газет, разбросанных по земле, шел такой тяжелый дух, что никакие сквозняки не могли выветрить его.
Господин Паррен поостерегся дотрагиваться до вещей пострадавшего, и Мегрэ пришлось самому бегло осмотреть весь этот хлам.
Жестяной цилиндр с дырками и решеткой заменял плиту. В нем еще лежала сероватая зола. Тут же валялись куски бог знает где подобранного древесного угля. Разворошив подстилку, комиссар обнаружил своеобразный клад: две черствые горбушки хлеба, огрызок чесночной колбасы, а рядом, в углу, - книги, заглавия которых он вполголоса прочел:
- "Мудрость" Верлена, "Надгробные речи" Боссюэ… Мегрэ поднял с земли какой-то журнал, который, должно быть, долго валялся под дождем и был извлечен из мусорного ящика. Оказалось, что это старый номер "Медицинского вестника".
И, наконец, половина книги - вторая часть "Записок с острова Святой Елены".
Судья Данцигер казался не меньше озадаченным, чем представитель прокуратуры.
- Странный подбор книг, - заметил судья.
- Он мог ведь быть и случайным, - высказал свое мнение Мегрэ.
Там же, под дырявым одеялом, комиссар нашел кой-какую одежду: серый, весь в заплатах свитер с пятнами краски, вероятно принадлежавший какому-нибудь художнику; брюки из желтоватого тика; войлочные домашние туфли с протертыми подошвами; пять непарных носков. И, наконец, ножницы с отломанным острием.
- Этот человек умер? - спросил помощник прокурора, по-прежнему держась на почтительном расстоянии, словно боялся набраться блох.
- Час назад, когда я звонил в больницу, он был еще жив.
- Что же, его надеются спасти?
- Пытаются… У бедняги проломлен череп, и, кроме того, врачи опасаются, как бы он не заболел воспалением легких.