Мегрэ машинально катал взад и вперед сломанную детскую коляску - наверно, бродяга брал ее с собой, когда ходил рыться в мусорных ящиках. Обернувшись к группке оборванцев, внимательно следивших за ним, комиссар оглядел их одного за другим. Кое-кто из них сразу же отвернулся. На лицах остальных было написано тупое равнодушие.
- Эй, подойди-ка сюда!.. - подозвал он женщину, поманив ее пальцем.
Если бы все это происходило лет тридцать назад, когда Мегрэ служил еще в отделе охраны уличного порядка, он мог бы назвать по имени каждого из этих людей, ибо в то время лично знал большинство парижских бродяг.
Впрочем, с тех пор они почти не изменились. Разве только число их заметно поубавилось.
- Где ты ночуешь?
Женщина улыбнулась, будто желая задобрить его.
- Вон там, - ответила она, указав на мост Луи-Филиппа.
- Ты знаешь человека, которого ночью вытащили из воды?
Лицо у нее было отекшее, изо рта несло винным перегаром. Сложив руки на животе, женщина кивнула.
- Наши звали его Тубибом <Тубиб - от арабского "тебиб" - ученый: в разговорном французском языке - врач.>.
- Почему?
- А он из ученых. Говорят, и вправду был раньше врачом.
- Давно он живет под мостами?
- Уже несколько лет.
- Сколько?
- Не знаю… Я давно потеряла счет годам… Сказав это, она рассмеялась и отбросила с лица седую прядь. Когда она молчала, ей можно было дать лет шестьдесят, но стоило ей заговорить, как сразу же обнажалась почти беззубая челюсть, и толстуха казалась много старше. Однако в глазах ее по-прежнему таилась усмешка, и время от времени она оборачивалась к остальным бродягам, как бы призывая их в свидетели.
- Разве не так? - спрашивала она у них. Они смущенно кивали в ответ, чувствуя себя неловко в присутствии комиссара и всех этих хорошо одетых господ.
- Он всегда ночевал под этим мостом?
- Не всегда… Я встречала его и под Новым мостом, а еще раньше - на набережной Берси… - А на Центральном рынке? - Мегрэ прекрасно знал, что многие бедняки проводят ночи именно там.
- Нет, - ответила женщина.
- Случалось тебе встречать его у мусорных ящиков?
- Очень редко. Чаще всего он нанимался в ходячие рекламы.
- А что тебе еще известно о нем?
- Больше ничего… - Он когда-нибудь разговаривал с тобой?
- А как же! Ведь это я иногда подстригала ему волосы. Нужно помогать друг другу!
- Он много пил?
Мегрэ понимал бессмысленность этого вопроса: пили почти все бродяги.
- Не больше других.
- Много?
- Пьяным я его никогда не видала. А вот уж про меня этого не скажешь! - И она засмеялась. - Представьте себе, я вас знаю и помню, что вы не злой. Как-то раз вы меня допрашивали у себя в кабинете… Давно это было, может, лет двадцать назад, когда я еще работала у ворот Сен-Дени… - Ты ничего не слыхала прошлой ночью? Она показала рукой на мост Луи-Филиппа, чтобы подчеркнуть расстояние, которое отделяло его от моста Мари.
- Слишком далеко… - И ты ничего не видела?
- Видела только фары машины… Я подошла поближе - правда, не очень - боялась, как бы меня в нее не упрятали, - и разглядела, что это была "скорая помощь"… - Ну, а вы что-нибудь видели? - обратился Мегрэ к трем другим бродягам.
- Слишком далеко… - И ты ничего не видела?
- Видела только фары машины… Я подошла поближе - правда, не очень - боялась, как бы меня в нее не упрятали, - и разглядела, что это была "скорая помощь"… - Ну, а вы что-нибудь видели? - обратился Мегрэ к трем другим бродягам.
Они испуганно замотали головами.
- А не пройти ли нам к хозяину "Пуату"? - предложил помощник прокурора, очевидно желая поскорее покончить с этим делом.
Речник с "Пуату", совсем не похожий на фламандца, уже поджидал их. Вместе с ним на борту "Пуату" тоже жили жена и дети, хотя баржа принадлежала не ему. Она почти всегда ходила лишь от песчаных карьеров Верхней Сены до Парижа. Речника звали Жюстен Гуле. Этому самому Жюстену Гуле - низкорослому, с плутоватыми глазками и прилипшей к губе потухшей сигаретой - можно было дать лет сорок пять.
Из-за грохота крана, продолжавшего разгружать песок, приходилось говорить очень громко.
- Вот ведь занятно! - хмыкнул Гуле.
- Что занятно?
- Да то, что нашлись люди, которые не поленились трахнуть бродягу и швырнуть его в воду.
- Вы их видели?
- Я ровно ничего не видел.
- Где вы находились?
- Когда кокнули этого малого? У себя в постели.
- Что же вы слышали?
- Слышал, как кто-то завопил.
- А шума машины не слышали?
- Может, и слышал. Наверху, по набережной, вечно мчатся машины, так что на это я не обратил внимания.
- Вы поднялись на палубу?
- Ну да… Как был - в пижаме, даже штаны не успел натянуть.
- А ваша жена?
- Она спросонья спросила: "Куда ты?"
- Что вы увидели с палубы?
- А ничего… Как всегда, в Сене крутились воронки. Я крикнул: "Э-эй!", чтобы малый ответил, и я бы знал, с какой стороны он барахтается.
- А где в это время находился Жеф ван Гут?
- Фламандец-то? Я вскоре разглядел его на палубе баржи… Он как раз отвязывал свой ялик… Когда течение проносило его мимо меня, я спрыгнул в лодку… Мы увидели того самого малого - он то всплывал, то исчезал… Фламандец попытался зацепить его багром… - С большим железным крюком на конце?
- Как и все багры.
- А не могли вы разбить ему голову, когда пытались зацепить багром?
- Ну нет!.. В конце концов, мы все-таки зацепили его за штанину. Я сразу нагнулся и схватил его за ногу.
- Он был без сознания?
- Глаза у него были открыты.
- Он ничего не сказал?
- Его рвало водой… Потом на барже у фламандца мы заметили, что бедняга весь в крови.
- Полагаю, что на этом можно и закончить, - вполголоса буркнул господин Паррен. Вся эта история мало интересовала его.
- Хорошо. Я займусь остальным, - сказал Мегрэ.
- Вы пойдете в больницу?
- Да, собираюсь. Врачи говорят, что пройдет несколько часов, прежде чем он сможет говорить.
- Держите меня в курсе.
- Непременно.