Он устраивал их себе днем и вечером, даже если ел в одиночестве. И называл это “перекусить”. Не исключено, что после спектакля он еще отправится поужинать.
- Итак, мой дорогой, чем могу быть полезен? Надеюсь, в моей лавочке никакого беспорядка?
Для серьезного разговора время пока не пришло. Настала очередь официанта с картой вин, и Маршан потратил еще несколько минут на консультацию с виночерпием.
- Слушаю, ребята.
- Вы будете молчать, если я вам кое-что скажу?
- Не забывайте, милый толстячок, что я набит секретами безусловно туже, чем кто-либо в Париже. У меня в руках судьба сотен, нет, тысяч семейных очагов. Молчать? Да я только и делаю что молчу!
Забавно! Маршан, говоривший с утра до вечера без остановки, действительно говорил лишь то, что считал нужным сказать.
- Франсину Латур знаете?
- Она выступает у нас в двух скетчах вместе с Дреаном.
- Что вы о ней думаете?
- А что мне думать? Покамест она еще цыпленочек. Поговорим о ней лет через десять.
- Талантлива?
- При чем здесь талант? - с комическим удивлением воззрился Маршан на комиссара. - Не знаю, сколько ей точно, но не больше двадцати. А она уже одевается у лучших портных и, похоже, начала обзаводиться бриллиантами. Во всяком случае, на прошлой неделе появилась в норковой шубе. Чего ей больше?
- У нее есть любовники?
- У нее, как у всех, есть друг.
- Вы его знаете?
- Предпочел бы не знать.
- Иностранец?
- В наши дни на такую роль годятся только иностранцы. Во Франции нет больше никого, кроме примерных мужей.
- Слушайте, Маршан, это бесконечно серьезней, чем вы полагаете.
- Когда вы его возьмете?
- Надеюсь, сегодня ночью. И совсем не за то, о чем вы думаете.
- Аресты ему, во всяком случае, не в новинку. Насколько помнится, его раз десять привлекали за чеки без обеспечения или за что-то в том же роде. Сейчас он, кажется, на коне.
- Имя?
- За кулисами все его зовут господин Жан. Настоящая фамилия - Бронский. Он чех. Некоторое время подвизался в кино. По-моему, и сейчас еще крутится, - продолжал Маршан, который мог бы наизусть изложить curriculum vitae <curriculum vitae - жизненный путь, биография (латин.).> любой парижской знаменитости, включая подробности с душком. - Красивый, приятный, щедрый парень. Женщины его обожают, мужчины побаиваются его обаяния.
- Влюблен?
- Вроде бы да. Во всяком случае, с подружкой почти не расстается. Говорят, ревнует ее.
- Как вы считаете, где он сейчас?
- Если сегодня днем где-либо есть скачки, вероятно, повез туда Франсину. Женщине, которая уже полгода одевается на улице Мира и щеголяет в новой норковой шубке, ипподромы не надоедают. В данную минуту они, видимо, пьют аперитив в каком-нибудь баре на Елисейских полях. Выход у малышки только в половине десятого. В театр она приезжает к девяти. Значит, они успеют пообедать у Фуке, Максима или Сиро. Если вам нужно с ними увидеться...
- Не сейчас. Бронский сопровождает ее в театр?
- Почти всегда. Проводит до уборной, пошатается за кулисами, устроится в большом холле бара и болтает с Феликсом. После второго скетча возвращается к ней в уборную и, как только она соберется, увозит ее.
После второго скетча возвращается к ней в уборную и, как только она соберется, увозит ее. Обычно куда-нибудь на вечеринку.
- Живет у нее?
- Наверно, дорогуша. Только об этом лучше спросить у привратницы.
- Видели вы его в последние дни?
- Его-то? Еще вчера.
- Он вам не показался более нервным, чем обычно?
- Знаете, такие субъекты всегда нервны. Когда ходишь по канату... Ладно. Насколько я понимаю, канат вот-вот лопнет. Жаль малышку. Впрочем, теперь, когда у ней отросли перышки, она сама справится и даже найдет себе кого-нибудь получше.
Разговаривая, Маршан ел, пил, утирал губы салфеткой, запанибрата здоровался, прощался и успевал еще подзывать метрдотеля или официанта-виночерпия.
- Не знаете, с чего он начинал? - А вот это, мой толстячок, вопрос, который не задают джентльмену, - суховато отпарировал Маршан, которому шантажистские газетенки охотно напоминали о его собственном дебюте. Правда, почти сразу же спохватился. - Знаю только, что одно время у него была контора по найму статистов.
- Давно?
- Несколько месяцев назад. Могу навести справки.
- Не нужно. Предпочел бы даже, чтобы вы, особенно сегодня вечером, воздерживались от каких бы то ни было намеков на наш разговор.
- Вы придете к нам в театр?
- Нет.
- Тем лучше, а то я уже собирался вас просить выяснить свои отношения с ним не у нас.
- Я не желаю ни малейшего риска, Маршан. Наши с Коломбани фотографии слишком часто появлялись в газетах. Судя по вашим отзывам и моим сведениям, этот субъект достаточно хитер, чтобы учуять не только нас, но и моих инспекторов.
- А история-то, старина, похоже, и вправду серьезная... Кладите себе куропатку.
- Да, может запахнуть порохом.
- Ото!
- Уже пахло. И сильно.
- Прекрасно. Только ничего мне не рассказывайте. Я лучше прочту обо всем в завтрашних или послезавтрашних газетах. Ешьте, друзья мои. А об этом шатонефе что скажете? Здесь его осталось всего пятьдесят бутылок. Я велел их припрятать для меня, но пусть теперь останется сорок девять. Я закажу еще одну?
- Нет, благодарю. У нас ночью работа. Через четверть часа они расстались с Маршаном, несколько отяжелев от слишком сытного и слишком сдобренного вином обеда.
- Лишь бы он промолчал! - буркнул Коломбани.
- Он промолчит.
- Кстати, Мегрэ, твоя тетка привезла хорошие вести?
- Превосходные. Теперь я, по правде говоря, знаю почти всю историю Маленького Альбера.
- Так я и думал. У женщин всегда самая первосортная информация. Особенно у тетушек из провинции. Может, поделишься?
Времени у них хватало. Ночь обещала быть беспокойной, это делало особенно желательной известную разрядку, и оба комиссара двинулись пешком.
- Ты был прав. Мы, вероятно, могли взять их разом в Венсене. Эх, лишь бы Бронский не догадался, что мы вышли на него!
К половине десятого они добрались до уголовной полиции, где их ожидал взволнованный инспектор с важной новостью.
- Карел Липшиц убит, комиссар. Можно сказать, у меня на глазах. Я стоял в неосвещенном закоулке на Севрской улице, метрах в ста от больницы. Вдруг слышу справа шорох, словно кто-то осторожно пробирается в темноте.