Он
теперьрежебывал вечерами у Руфи: приближался июнь, скоро ей
сдаватьэкзаменынастепеньбакалавраионаокончит
университет. Бакалавр искусств! Он думал о ее ученой степени, и
ему казалось, она слишком далеко умчалась, не догнать.
Один вечер в неделю она дарила ему, и он приходил поздно и
обычнооставалсяобедать, а потом слушал, как Руфь, играла на
фортепьяно. То были праздники. Атмосфера дома Морзов, так резко
отличающаяся от той, в какой жил Мартин, и самаблизостьРуфи
укреплялирешимостьвзобратьсянате же высоты. Не красота,
живущая в нем, двигала им, неостроежеланиетворить--он
сражалсяради нее. Он прежде всего и, превыше всего любил. Все
остальное он подчинил любви.Отвагалюбящегозатмилаотвагу
искателязнаний.Ведь мир изумлял не столько тем, что состоял
из атомов и молекул, движимых необоримойсилой,сколькотем,
чтов нем жила Руфь. Она была изумительнее всего, что он знал,
о чем мечтал, о чем догадывался.
Но его удручала разделявшая их пропасть. Такдалекабыла
отнегоРуфь, он не знал, как к ней подступиться. У девушек и
женщин своего круга он пользовался успехом, но ни однуизних
никогданелюбил, а ее любил, и она была не просто из другого
мира. Самаеголюбовьвознеслаеенадмиром.Онасовсем
особенная,онатакнавсехне похожа, что, подобно всякому
влюбленному стремясь к близости с ней, он совершеннонезнал,
какэтосделать.Правда,обретаязнанияидарречи,он
становился ближе к ней, говорил на ее языке,находилобщиес
неймыслии радости, но это не утоляло острую любовную тоску.
Воображение влюбленного окружало ее ореолом святости -- слишком
она святая, чистый, бесплотный дух,инеможетбытьсней
близостивоплоти.Какразеголюбовьиотодвигала ее в
недосягаемуюдаль.Самалюбовьотказывалаемувтом
единственном, чего жаждала.
Апотом, однажды, внезапно, через разделявшую их пропасть
на миг был перекинут мост, и с той поры пропасть стала не такой
широкой.Ониеливишни,огромные,сочные,черныевишни,
исходившиетемно-краснымсоком.А после она читала ему вслух
"Принцессу" Теннисона, и вдруг Мартин заметилунеенагубе
вишневоепятнышко. На миг она перестала быть божеством. Она же
из плоти и крови, из обыкновенной плоти, как он и как все люди,
те же законы правят и ее телом. У нее такие же губы как у него,
и их тоже окрасила вишня. А если так с губами, значит; и сней
со всей. Она женщина, вся как есть, просто-напросто женщина. То
было внезапное откровение. И оно ошеломило его. Будто у него на
глазах солнце упало с неба или он увидел оскверненную святыню.
Апотомонпонял,чтожеэтоозначает,исердце
заколотилось, требуя вести себя с этойженщинойкакподобает
влюбленному,ведьонавовсе не дух из иных миров, она просто
женщина, вишневый сок оставил след на ее губах.
Дерзкаямысль
этабросилаего в дрожь, а душа пела и ликовал разум, убеждая
его, что он прав. Руфь, видно, уловила какую-то перемену внем
ипересталачитать,поднялаголову,улыбнулась. Он перевел
взгляд с ее голубых глаз на губы -- вишневоепятнышкосводило
егосума.Ончутьбылонерванулся к ней, не обнял, как
обнимал других прежде, когдажилбеспечно,какжилось.Ему
казалось,онаподаласьвперед,ждала,ион удержался лишь
огромным усилием воли.
-- Вы совсем не слушаете,-- укорила она.
И засмеялась, довольная его смущением, а он,встретивее
открытый взгляд, понял, что она и не подозревает, что он сейчас
чувствует,иустыдился. Да, в мыслях своих он занесся невесть
куда. Любая знакомая ему женщина догадалась бы,-- любая, ноне
Руфь.АРуфьнедогадалась. Вот она, разница. Руфь и впрямь
совсем другая.Егоужаснулосознаниесобственнойгрубости,
охватилблагоговейный трепет перед ее чистотой и наивностью, и
вновь он смотрел на нее через пропасть. Мост обрушился.
А все-таки с этой минуты Руфь стала ему ближе. Случай этот
остался в памяти,и,когдаодолевалоуныние,Мартинжадно
вспоминало нем. Пропасть уже больше не была так безмерна, как
прежде. Он преодолел огромноерасстояние,кудабольшее,чем
требовалось,чтобыполучитьстепень бакалавра искусств, даже
десяток степеней. Руфь чиста,этоверно,такаячистотаему
преждеинеснилась, но от вишен на ее губах остаются следы.
Она подвластна законам вселенной так женеотвратимо,какон.
Онадолжнаесть,чтобыжить,а если промочит ноги, схватит
простуду. Но не в том дело. Раз она чувствует голод, и жажду, и
жару, и холод, значит, может почувствовать и любовь,любовьк
мужчине.Ну,аонмужчина.Тогда отчего бы не к нему? "Все
зависит от меня,-- лихорадочно бормоталМартин.--Ядобьюсь,
чтоб она выбрала меня. Добьюсь".
Глава 12
ОднаждыподвечерМартинбилсянад сонетом, в который
никак не укладывалась красота имысль,чтовжаркоммареве
маячила у него в мозгу, и тут его позвали к телефону.
-- Похоже,дамочказвонит...поголосуслыхать, не из
простых,--споганойухмылкойсказалподозвавшийего
Хиггинботем.
Мартин подошел к телефону в углу комнаты, и, когда услыхал
голосРуфи,егообдалотеплом.В единоборстве с сонетом он
совсем о ней забыл, и при звуке ее голоса любовьсразилаего,
словновнезапныйудар. Что за голое! Мягкий, нежный, певучий,
словно доносящаяся издали едва уловимаямелодияили,вернее,
словнозвонсеребряногоколокольчика,безупречный,
кристально-чистый звук. У обыкновенных женщин небываеттаких
голосов.Что-тов нем небесное, и доносится он из иных миров.
Мартин едва различал, что она говорит,такчаровалегоэтот
голос, но виду не подавал, ведь Хиггинботем так и
сверлил его глазами хорька.