Мартин едва различал, что она говорит,такчаровалегоэтот
голос, но виду не подавал, ведь Хиггинботем так и
сверлил его глазами хорька.
Руфь не сказала ничего особенного -- просто вечером Норман
должен был пойти с ней на лекцию, но у него разболелась голова,
и она так огорчена, билеты уже взяты, и, если у него нет других
дел, не будет ли он так добр, не пойдет ли с ней? Не пойдет ли?
Он силилсяобуздатьликованье,готовоепрорваться в голосе.
Невероятно! До сих пор он виделся с ней только вдомеМорзов.
Несмелхотьраз куда-нибудь ее пригласить. И ни с того ни с
сего, пока он говорил с нею по телефону,нахлынулонеодолимое
желаниеумереть за нее, в воспаленном мозгу вспыхивали и гасли
видения героического самопожертвования. Он такеелюбит,так
отчаянно,такбезнадежно.Вэтуминуту безмерного счастья,
оттого что она пойдет с ним, пойдет на лекцию с ним, с Мартином
Иденом, она вознеслась над ним так высоко, что казалось, только
и остается умереть за нее. Иначеневыразитьсвоюогромную,
неземнуюлюбовь к ней. Такое возвышенное отречение от истинной
любви дано изведать всем любящим, изведал его и Мартинвэтот
миг у телефона, в вихре пламенного блаженства; и он чувствовал,
умеретьзанее значило бы, что он жил и любил достойно. А ему
едва минул двадцать один год, и он никогда еще никого не лю6ил.
Он повесил трубку, рука дрожала,отвнезапноиспытанной
сладостнойполнотыслиянииснейнакатиласлабость. Глаза
лучистосияли,лицо,отрешенноеотвсегосуетного,
преобразилось, дышало какой-то неземной чистотой.
-- Свиданияназначаешь,а?--съехидничал зять. -- Сам
знаешь, чем это кончается. Угодишь на скамью подсудимых.
Но Мартин не мог спуститься с небес. Даже грязный намек не
вернул его на землю. Он неснизошелдогневаиобиды.Ему
толькочто явилось дивное виденье, и он уподобился богу, и мог
лишь горько, глубоко пожалеть это ничтожество. Он и не взглянул
на Хиггинботема, поднял на него глаза, но все равно неувидел;
и,словновосне,вышелиз комнаты, надо было переодеться.
Только уже у себя, завязывая галстук, он как бы зановоуслышал
застрявшийвушахнеприятныйзвук.Вслушалсяизапоздало
сообразил: это БернардХиггинботемпрезрительнофыркнулему
вслед.
ПараднаядверьМорзовзакрылась за Мартином и Руфью, и,
спускаясь с крыльца, он вдруг отчаяннорастерялся.Оказалось,
сопровождатьееналекциюнеоднотолькоблаженство.
Неизвестно, как себя вести. Ему случалось видеть, как ходятпо
улицамлюдиеекруга--обычноженщинаидетподруку с
мужчиной. Нобывает,опятьже,чтоидутинеподруку,
неизвестно,может,подруку ходят только вечером, или только
мужья с женами, или вообще родня.
Перед тем как ступить на тротуар, он вспомнил Минни. Минни
всегда строго держалась правил хорошего тона.
Минни
всегда строго держалась правил хорошего тона.Ужепривторой
встречеона отчитала его за то, что он шел со стороны домов, и
решительно заявила, что, если джентльменпровожаетдаму,ему
полагаетсяидтискраятротуара.Ивсякийразкакони
переходили через улицу, Миннинепременнонаподдавадаемупо
ноге -- напоминала, чтобы опять шел там где следует. Интересно,
откуда она взяла это правило, докатилось оно до нее из хорошего
общества, и впрямь ли так полагается?
Почемубы не попробовать, решил он и, едва они ступили на
тротуар, перешел за спиной Руфи к краю. И сразу оказалсяперед
новойзадачей.Предложитьей руку? Сроду ни одной девушке не
предлагал руку. Девушки, с которыми он был знаком,никогдане
бралипарнейпод руку. В первые дни знакомства парочка просто
идет рядом, а потом, на улицах потемнее,-- в обнимку, и девушка
кладет голову парню на плечо. Нотеперьвсеиначе.Руфьне
такая, как те девчонки. Надо что-то делать.
Онсогнул руку в локте, чуть-чуть согнул на пробу, словно
и не предлагал ей, а небрежно, вроде онвсегдатакходит.И
чудосвершилось.Руфьвзялаегоподруку.Отэтого
прикосновенья он ощутилвосхитительныйтрепет,нанесколько
мгновенийсловнооторвалсяотземлии вместе с ней парил в
воздухе. Но скоро опять спустился на землю, встревоженный новым
осложнением. Они переходят через улицу. Значит, онокажетсяс
внутреннейсторонытротуара.Аположеноидтисостороны
мостовой. Как быть -- опуститьрукуиперейти?Апотом--
переходитькаждыйраз, опять и опять? Что-то здесь не так, не
станет он скакать сместанаместо,нечеговалятьдурака.
Однакооннесовсемуспокоилсяи,оказавшись с внутренней
стороны тротуара, стал быстро,сжаромчто-торассказывать,
сделал вид, будто увлекся разговором,-- если ошибся и надо было
перейти, она подумает, что он просто заговорился.
Они пересекали Бродвей, и он столкнулся с новой задачей. В
яркомсветеэлектрическихогней он увидел Лиззи Конноли и ее
смешливуюподружку.Онзаколебалсябыло,нототчасрука
поднялась,онснял шляпу. Не мог он предать своих, и не перед
одной Лиззи Конноли снял он шляпу. Она кивнула, смело
глянула на него не мягким и кротким взглядом, как уРуфи,
нет,вее красивых глазах был вызов, она перевела их на Руфь,
явно заметила и ее лицо, и платье,
угадала положение в обществе. Он почувствовал,Руфьтоже
скользнулапонейвзглядом,тихим и кротким, как у голубки,
однако вмиг оценила эту фабричную девчонку в дешевых украшениях
и несуразной шляпке, в какихщеголяливтупорувсетакие
девчонки.
-- Какая хорошенькая девушка! -- чуть погодя сказала Руфь.
Мартинедванезадохнулся от благодарности, хотя сказал
совсем не то:
-- Ну не знаю.