Решительно ничегонепоняливернулкнигу,не
прочитав.Нонаэтотраз,позднимвечером, после алгебры,
физики и попыткинаписатьсонет,онужевпостелиоткрыл
"Основные начала". Наступало утро,
аонвсееще читал. Было не до сна. В этот день он и не
писал.Невставалспостели,акогдавсетелозатекло,
растянулсянаполуичиталтолежа на спине и держа книгу
высоко над собой, то поворачивался сбокунабок.Следующую
ночьонспалисутраписал,апотомкнигаопятьего
соблазнила, и он зачитался, забыл обовсем-насвете,забыл
даже,что в конце дни его ждет Руфь. И опамятовался лишь когда
Бернард Хиггинботем рывком распахнул дверь ирявкнул:ончто
думает, у них тут ресторан, что ли.
СдетстваМартинодержимбыл желанием узнать как можно
больше. Эта жадная пытливость и погналаегостранствоватьпо
свету.Но теперь, читая Спенсера, он понял нечто новое, такое,
что оставалось бы для него за семью печатями,проплавайони
проскитайсяхотьвсюжизнь.Досих пор он лишь скользил по
поверхности, подмечал отдельные явления, накапливалотрывочные
сведения,кое-чтопомелочамнеглубокообобщал,--и ему
казалось, ничто в мире не связано другсдругом,всевнем
безалаберно,вседело капризного случая. Он следил за полетом
птиц и здраво размышлял над механизмом полета; нониразуне
задавалсявопросом,какиепутиразвития привели к появлению
птиц, этих живых летающих механизмов. Он и неподозревал,что
происходилокакое-торазвитие.Недогадывался,чтоптицы
непременно должны были появиться. Они существовали спокон веку.
Существовали -- и все тут.
Так было с птицами и так же со всем остальным.Тщетноон
пыталсябеззапасапростейшихзнаний, без всякой подготовки
приобщиться к философии. Средневековая метафизика Кантаничего
емуне объяснила, лишь заставила усомниться, что у него хватит
ума на такую премудрость. Точно так же его попыткаразобраться
втеорииэволюцииоборваласьна безнадежно специальном томе
Роумейнза.Онровноничегонепонял,толькорешил,что
эволюция--скучнейшаятеория,созданнаямножествомлюдишек,
которые души не чают в прорве невразумительных слов.Атеперь
оказалось,эволюциянепростотеория,нопризнанныйход
развития, и ученые уже не спорят на этот счет, они спорятлишь
о формах эволюции.
Ивотэтотсамый Спенсер нарисовал ему стройную картину
мира, свел все знания воедино, уточнил основные факты, иперед
егоизумленнымвзоромпредсталавселеннаястольнаглядно,
словно заточенная в бутылку модель корабля, какиетакискусно
мастерятморяки.Иправитздесьне капризный случай. Здесь
правит закон.
Здесь
правит закон. Послушная закону, летает птица, и, послушная тому
же самому закону, несущая в себе зачатки инойжизни,склизкая
тварькорчилась,извивалась,покау нее не появились ноги и
крылья и она не стала птицей.
СтупеньзаступеньюМартинвсходилнавысоты
интеллектуальнойжизни, и вот он на вершине, где еще не бывал.
Все, что было раньше недоступно, открывает ему своитайны.Он
опьянел от обретенной ясности. По ночам, в подавляющих величием
сновидениях,онпребывал с богами, а днем, пробудясь, бродил,
отрешенный,точносомнамбула,и,незамечаяокружающего,
всматривалсяво вновь открытый мир. За столом не слышал пустых
разговоров о ничтожных илигнусныхмелочахивовсем,что
попадалось на глаза, нетерпеливо отыскивал причину и следствие.
Вкускемясанатарелкеемусиялосолнце,и он мысленно
прослеживал путь солнечной энергии через все превращенияназад
кееисточникузасотнюмиллионов миль, или прослеживал ее
дальнейший путь к мышцам, которыедвигаютрукуионарежет
мясо, к мозгу, откуда исходят приказы мышцам двигаться и резать
мясо,ивотужеперед внутренним взором само солнце сияет у
него в мозгу. Озаренный этой мыслью, оннеслыхал,какДжим
шепнул:"Рехнулся",--не видел, с какой тревогой смотрит на
негосестра,незаметил,какБернардХиггинботем
многозначительно покрутил пальцем у виска: дескать, у шурина ум
за разум зашел.
Пожалуй, больше всего Мартина поразила взаимосвязь знаний,
всех знаний.Онвсегдабылпытлив,и,чтобыниузнал,
откладывал в отдельную ячейку памяти. Так, у него былогромный
запассведенийомореплавании.Иуженемалыйзапас
представлений о женщинах. Но ему казалось, междумореплаванием
иженщинаминебылоничегообщего.Ничто не связывало эти
разные ячейки памяти. Онсчелбысмехотворным,невозможным,
будто,посамой природе знания, возможна какая-то связь между
женщиной, бьющейся в истерике, и шхуной,подхваченнойштормом
илипотерявшейкурс.АГербертСпенсер показал ему, что не
только нет вэтомничегосмехотворного,но,напротив,тут
непременно должна быть связь. Все соотносится одно с другим, от
отдаленнейшейзвезды,затеряннойвнебесныхпросторах,до
мириадов атомов в песчинке под ногой.
Это новое представление не переставало изумлять Мартина, и
он ловил себя на том, что постоянно ищет связь между всем и вся
в подлунном мире и взаоблачныхвысях.Онсоставлялсписки
самых несочетаемых явлений и понятий и не успокаивался, пока не
удавалосьустановитьмеждунимиродство--родствомежду
любовью,поэзией,землетрясением,огнем,гремучимизмеями,
радугой, драгоценными камнями, уродствами, солнечными закатами,
львинымрыком,светильнымгазом,людоедством,красотой,
убийством; рычагом, точкой опоры и табаком.