Такимобразомон
объединялвселенную и разбирался в ней, разглядывал или бродил
поеезакоулкам,тропинкамидебрямнекакперепуганный
скиталецвчащобенеразгаданныхтайн, сам не ведающий, чего
ищет, нет, он наблюдал, и отмечал на карте, и постигал все, что
только можно. И чембольшеузнавал,темгорячейвосхищался
вселенной, и жизнью, и тем, что сам живет в этом мире.
-- Дурак!--кричалонсвоемуотражениювзеркале.-- Ты
хотел писать и пытался писать, а о чем было писать? Что утебя
такогобыло за душой? Кой-какие ребяческие понятия да незрелые
чувства, жадное,нонеосознанноечувствокрасоты,дремучее
невежество,сердце,готовоеразорватьсяотлюбви, и мечта,
огромная, как эта любовь, и бесплодная, как твое невежество.А
ещехотелписать. Ты только еще начинаешь постигать что-то, о
чем можно писать. Ты хотел творить красоту, но где тебе, тыже
ведатьне ведаешь, что она такое -- красота. Ты хотел писать о
жизни, но ты же ведать не ведаешьсамыхееоснов.Тыхотел
писатьомире,отом,какустроенмир,амирдля тебя
головоломка, и об этомговорилибыитвоиписания.Ноне
унывай,Мартин,дружище!Тыещенапишешь.Тыужезнаешь
кое-что, самую малость, но тынаправильномпутииузнаешь
больше.Когда-нибудь, если повезет, ты будешь знать едва ли не
все, что возможно. И тогда будешь писать.
Он поведал Руфиосвоемзамечательномоткрытии,хотел
разделитьснейвсюсвоюрадость,всеизумление.Но она
осталась едва ли не равнодушна. Молча выслушала --видно,уже
успелапознакомитьсясэтимвуниверситете.Открытиене
взволновало ее, как Мартина, и нерешион,чтонетакуж,
видно,этодлянееновоинеожиданно,онбыпоразился.
Оказалось, Артур и Норман тоже верят в теорию эволюции и читали
Спенсера, хотя,похоже,оннеповлиялнанихвсерьез,а
косматыймалыйвочках,УиллОлни,приимениСпенсера
презрительно фыркнул и повторил шуточку, которую Мартинслышал
впарке:"Нетбога,кромеНепостижимого, и Герберт Спенсер
пророк его".
Но Мартин простил ему насмешку, таккакначалпонимать,
чтоОлнивовсеневлюбленв Руфь. Позднее, по всевозможным
мелочам, он убедился, что тот не только равнодушен кРуфи,но
дажеотносится к ней неприязненно, и это Мартина огорошило. Не
укладывалось это у него в голове.Престранноеявление,никак
его не связать со всем остальным, что происходит в мире. Однако
онпожалелмолодогочудака -- видно, бедняга жестоко обделен
природой,оттогоинеспособеноценитьвсюкрасоту,все
совершенствоРуфи.Нескольковоскресенийониездилина
велосипедах в горы, и Мартин мог воочиюубедиться,чтомежду
Руфью и Олни шла необъявленная война.
Нескольковоскресенийониездилина
велосипедах в горы, и Мартин мог воочиюубедиться,чтомежду
Руфью и Олни шла необъявленная война. Олни предпочитал общество
Нормана,предоставляяАртуруи Мартину сопровождать Руфь, за
что Мартин был ему весьма признателен.
До чего же отрадны были дляМартинатевоскресенья,--
конечно,всегоотрадней оттого, что рядом была Руфь, но еще и
оттого, что ставили его почти на равную ногу с молодымилюдьми
еекруга.Хотяонидолгиегодыполучалисистематическое
образование, Мартинубедился,чтововсенеуступаетимв
умственномразвитии, а часы, проведенные за разговором с ними,
давали случай применить на деле знание родного языка -- недаром
он так старательно занимался грамматикой. Он забросил книжкио
правилаххорошеготонаиопятьсталвнимательно
присматриваться, как ведутсебяэтимолодыелюди.Еслине
считатьминут,когдаонслишкомувлекалсяразговором,он
постоянно былначеку,зорконаблюдалзакаждымихшагом,
перенималунихмаленькиесекретыблаговоспитанностии
учтивости.
Поначалу Мартина удивляло, что Спенсера очень мало читают.
-- ГербертСпенсер...--сказалбиблиотекарь.--Ода,
великийум.--Но,похоже, суть трудов этого великого ума ему
неизвестна. Однажды вечером, послеобеда,накоторомбыли
мистерБатлер,Мартин заговорил о Спенсере. Мистер Морз резко
обрушился на английского философа за агностицизм, по признался,
что "Основные начала" не читал, амистерБатлерзаявил,что
Спенсер нагоняет на него тоску,--не читал ни единой его строчки
ипрекраснообходитсябезнего.Мартин засомневался, и, не
обладай он таким самостоятельным умом, он согласился бы с общим
мнением и махнул на Спенсерарукой.НоемумыслиСпенсера,
казалисьубедительными:онбылуверен,махнутьрукойна
Спенсера -- всеравночтомореплавателювыброситьзаборт
компасихронометр.Ионпродолжалвгрызатьсявтеорию
эволюции, чем дальше, тем уверенней, самовладевалпредметом,
даещечерпал подтверждения в трудах многих и многих ничем не
связанных между собой авторов. Чем больше ончитал,темшире
оказывалсякругзнаний,емуеще неведомых, и он непрестанно
горевал, что в сутках всего-навсего двадцать четыре часа.
Так коротки были дни, что он наконец решил бросить алгебру
и геометрию.Ктригонометриионинеподступался.Потом
вычеркнул из расписания занятий и химию, оставил только физику.
-- Янеспециалист,--оправдываясь, сказал он Руфи.--И не
собираюсьстановитьсяспециалистом.Науктакоемножество,
хорошо,еслизавсюжизньчеловек овладеет хотя бы десятой
долей.