-- Да...благодарювас,--сказалаРуфь.-- Суинберн
потерпел неудачу потому, что ему все же не хватает... тонкости.
Многие его стихи не следовалобычитать.Уистинновеликих
поэтовв каждой строке прекрасная. правда и каждая обращена ко
всему возвышенному и благородному в человеке. У великихпоэтов
ни одной строки нельзя опустить, каждая обогащает мир.
-- Апомне,здоровоэто,что я прочел, -- неуверенно
сказал Мартин, -- прочел-то я, правда, немного.Яинезнал
какой он... подлюга. Видать, это в других его книжках вылазит.
-- И в этой книге, которую вы читали, многие строки вполне
можно опустить, -- строго, наставительно сказала Руфь.
-- Видать,непопались они мне, -- объяснил Мартин. -- Я
чего прочел, стихи что надо. Прямо светится да сверкает, у меня
аж все засветилосьвнутре,вродесолнцезажглось,нето
прожектор. Зацепил он меня, хотя, понятно, я в стихах не больно
смыслю, мисс.
Онзапнулся,неловко замолчал. Он был смущен, мучительно
сознавал, что не умеет высказать свою мысль. Впрочитанномон
почувствовалогромностьжизни, жар ее и свет, но как передать
это словами? Не смог он выразить свои чувства -- и представился
себе матросом, что оказался темной ночьюначужомкораблеи
никакне разберется ощупью в незнакомом такелаже. Ладно, решил
он, всевегоруках,надобудетосвоитьсясэтимновым
окружением.Неслучалосьещетакого,чтобонс чем-то не
совладал,былабыохота,атеперьсамоевремязахотеть
выучиться
говоритьпрото,чтоунеговнутри, да так, чтоб она
поняла. В мыслях его Руфь заслонила полмира.
-- А вот Лонгфелло... -- говорила она.
-- Ага, этого я читал, -- перебил он,спешавыставитьв
лучшемвидесвойскромныйзапас знаний о книгах, желая дать
понять,чтоионневовсетемный,--"Псаломжизни",
"Эксцельсиор" и... все вроде.
Онакивнулаиулыбнулась,ионкак-тоощутил,что
улыбнуласьонаснисходительно...жалостливо-снисходительно.
Дуракон,чегополезхвастатьученостью. У этого Лонгфелло
скорей всего книжек пруд пруди.
-- Прошу прощенья, мисс, зря я встрял. Сдается мне, ятут
малочегосмыслю.Непо моей это части. А только добьюсь я,
будет по моей части.
Прозвучалоэтоугрожающе.Вголосеслышалась
непреклонность,глазасверкали,лицосталожестче.Руфи
показалось, у него выпятился подбородок, придавая всемуоблику
что-тонеприятновызывающее.Ноприэтомее словно обдало
хлынувшей от него волною мужественности.
-- Я думаю, вы добьетесь, это будет по... по вашейчасти,
-- со смехом закончила она.
Руфи
показалось, у него выпятился подбородок, придавая всемуоблику
что-тонеприятновызывающее.Ноприэтомее словно обдало
хлынувшей от него волною мужественности.
-- Я думаю, вы добьетесь, это будет по... по вашейчасти,
-- со смехом закончила она. -- Вы такой сильный.
Еевзгляднамигзадержалсянаегомускулистой шее,
бронзовой от загара, с грубыми жилами, прямо бычьей, здоровье и
сила переливались в нем через край. И хотя он смущеннокраснел
иробел,ееснова потянуло к нему. Нескромная мысль внезапно
поразила ее. Если коснуться этой шеи руками, можно впитатьвсю
егосилуимощь.Мысльэтавозмутила девушку. Будто вдруг
обнаружилась неведомая ей дотоле порочность ее натуры.Ктому
жефизическаясилавее глазах -- нечто грубое, вульгарное.
Идеалом мужской красоты для нее всегда была изящная стройность.
И однако мысль оказалась упорной. Откуда оно, желание обхватить
руками загорелую шею гостя, недоумевала она. А суть в том,что
самаонабылаотнюдь не крепкая, и тело ее и душа тянулись к
силе. Но она этого не знала. Знала только, что ни разу вжизни
ниодинмужчина никогда не волновал ее так, как этот, который
то и дело возмущал ее своей чудовищно безграмотной речью.
-- Верно, я не хилый, -- сказал он. --Меняскопытне
сковырнешь,яигвоздижеватьмогу.А вот сейчас никак не
переварю, чего вы говорите. Не позубаммне.Неучилименя
этому.Книжкия люблю, и стихи тоже, и читаю всякую свободную
минутку, а только по-вашему отродясь про них не думал. Потому и
толковать про них не умею.Явродекакштурман--занесло
невестькуда,аникарты,никомпасанету.Надомне
сориентироваться. Может,укажете,кудадержатьпуть?Вы-то
откуда узнали все это, про что рассказывали?
-- В школе, вероятно, и вообще училась, -- ответила она.
-- Несмышленышемиявшколуходил,-- возразил было
Мартин.
-- Да, но яимеюввидусреднююшколу,илекции,и
университет.
-- Вуниверситетеучились?--откровенноизумился он.
Теперь она стала еще недосягаемей, ее отнесло покрайнеймере
еще на миллион миль.
-- Исейчасучусь.Слушаюспециальныйкурс английской
филологии.
-- Что такое "английская филология", он не знал,подумал,
и тут он невежда, и принялся спрашивать дальше:
-- Сталобыть,сколькомненадо учиться, чтоб дойти до
университета?
Она улыбнулась, одобряя такую тягу к знаниям.
-- Это зависит от того, сколько вы учились до сих пор,--
сказала она. -- В старшие классы вы не ходили? Нет, конечно. Ну
а восемь классов кончили?
-- Нет,вседьмойуже не пошел, -- ответил он. -- Но из
класса в класс переходил с отличием.
И тут же обозлился на себязапохвальбуитакяростно
вцепилсяв ручку кресла, даже кончикам пальцев стало больно.