Жизньказаласьнестерпимобессмысленнойискучной,от нее
мутило. Зеркало внутреннегозренияскрылачернаязавеса,а
воображениележаловзатемненнойбольничной палате, куда не
проникал ни единый лучсвета.ОнзавидовалДжо--там,в
поселке,онбуйствуетидебоширит, хмельной дурман бродит у
него в голове, бушует хмельная радость и льются хмельные слезы,
он неправдоподобно, восхитительно пьянинепомнитобутре
понедельника, о предстоящей неделе убийственного труда.
Миновалатретьянеделя,иМартинвозненавиделсебя,
возненавидел жизнь. Угнетало ощущение, что он неудачник. Не зря
редакторы отвергали его писанину. Теперь он ясно это понимали
смеялсянадсобойинадсвоимимечтами.Руфь вернула ему
"Голоса моря" почтой.Письмоееонпрочелравнодушно.Она
всячески постаралась убедить его, что стихи ей понравились, что
онихороши. Но лгать она не умела, не умела и обманывать себя.
Она считала, что стихи не удались, ипокаждомувымученному,
неглубокому суждению он чувствовал, что она их не одобряет. Что
ж,онаправа.Перечитываятеперь стихи, Мартин твердо в это
уверовал. Чувство красоты, ощущение чуда покинуло его, и. читая
стихи, он поймал себя нанедоумении:счегоемувздумалось
такоенаписать?Смелостьязыкапоказалась ему смехотворной,
меткие выражения --уродливыми,всебылонелепо,фальшиво,
неправдоподобно. Будь у него силы хоть на какое-то действие, он
сразубы сжег эти свои "Голоса". Но чтобы швырнуть их в огонь,
надо было еще пойтивкотельную,гостиницы,стихитогоне
стоили.Всюэнергиюпоглощала стирка чужого белья. Для своих
дел ее не осталось.
Вот в воскресенье он непременновозьметсебяврукии
ответит Руфи. Но в субботу днем, когда он вымылся после работы,
егоохватилонеодолимоежелание забыться. "Пойду-ка я гляну,
как там Джо",-- сказал он себе и сразу же понял, чтолжет.Но
осмыслить,откудаэта ложь, недоставало сил. А и были бы они,
все равно не стал бы он обэтомдумать,хотелосьодного--
забыться. Медленно, небрежной походкой двинулся он в поселок, и
чем ближе к кабачку, тем быстрей, против воли, шагал.
-- Аядумал, ты непьющий,-- такими словами встретил его
Джо.
Мартин не унизился до оправданий, он спросил виски,налил
себе полный стакан и только тогда передал бутылку Джо.
-- Давайпоживей,--сказалонрезко.Джо замешкался с
бутылкой, и Мартин не стал его ждать, залпом выпил и налил еще.
-- Теперь могу тебя подождать,--мрачносказалон,--а
только поторапливайся.
Тот поторопился, и они выпили вместе.
-- Допеклатебяработенка,а? -- спросил Джо. Мартин не
пожелал об этом говорить.
-- Работа -- сущий ад, верно,-- продолжал Джо.-- Атолько
обидномнеглядеть, что ты запил, Март, ох, обидно.
Ну, бывай
здоров!
Мартин пилмолча,отрывистозаказывалещевыпивку,и
буфетчик,женоподобныймалый с голубыми слезящимися глазами и
волосами, зализанными на прямой пробор, уже трепетал перед ним.
-- Стыд и срам, как из нас, бедолаг, все соки выжимают, --
заметил Джо. Зашибаю я здорово, а то спалил бы ихнюю лавочку да
и смотался. Только то их и спасает, что зашибаю, верное слово.
Но Мартин промолчал. Еще стакан, еще, и наконец он ощутил,
как наползает хмельной дурман. Теперь-то он ожил -- впервыеза
тринедели он ощутил дыхание жизни. Вернулись мечты. Вырвалось
из темной больничной палатывоображение,яркое,пылающее,и
пошлоегособлазнять.Ясней ясного стало зеркало внутреннего
зрения, и снова в нем засияли,мгновенносменяядругдруга,
мимолетныеобразы. Чудо и красота идут с ним об руку, снова он
всемогущ. Он пытался рассказать про это Джо, но у Джо были свои
видения -- наивернейшиепланы,каксброситьярмопрачкии
гладильщикаисамомустатьвладельцем распрекрасной паровой
прачечной.
-- Слышь, Март, уж у меняребятишкиработатьнебудут,
нет,нипочем.Апослешестиниоднаживаядуша не будет
работать. Слышь, чего я говорю? Машин будет вдосталь ирабочих
рук, не к чему надрываться с утра до ночи, и вот убей меня бог.
Март, я тебя поставлю управляющим, будешь ты тут старшой. Я уже
всеобмозговалаБросаюзашибатьидва года коплю деньгу...
накоплю, а потом...
Но Мартинотвернулся,предоставилемуделитьсясвоими
планамис буфетчиком, а после отвлек этого достойнейшего мужа,
пускай подаст выпить двоимвновьпришедшим--двумфермерам,
которыеохотнопринялиприглашениеМартина.Мартинбыл
неслыханно щедр, угощалвсехикаждого--батраков,конюха,
подручногосадовникаи самого буфетчика и вороватого бродягу,
что проскользнул сюда кактеньикактеньмаячилвконце
стойки.
Глава 18
Впонедельникутром,загружаяпервуюпартиюбельяв
стиральную машину, Джо кряхтел и охал.
-- Слышь, Март...-- начал он.
-- Отвяжись! -- рявкнул Мартин.
-- Прости, Джо,-- сказал он в полдень, когдаонисделали
перерыв на обед. Джо чуть не прослезился.
-- Ничего,дружище,-- сказал он.-- В аду крутимся, другой
раз и. не стерпишь. Азнаешь,явродеполюбилтебя,право
слово.Потомуиобидно сделалось. Я как спервоначалу на тебя
глянул, ты мне по душе пришелся.
Мартин пожал ему руку.
-- Давайсмотаемся,--предложилДжо.--Нуее,эту
прачечную к чертям, пойдем бродяжить. Я отродясь не пробовал, а
сдаетсямне,невеликахитрость. И ничего делать не будем. Ты
только подумай -- ничего не делать! Якогдахворалтифом,в
больнице лежал, во где была красота.