Я... это... не привык
я к такому...-- Он беспомощно огляделся.-- К таким вот людям, к
домам... В новинку мне это... и нравится.
-- Надеюсь, вы еще навестите нас,-- говорила Руфь, пока он
прощался с братьями.
Он нахлобучил кепку, смущенно, враскачку шагнул за дверь и
исчез.
-- Ну, что ты о нем скажешься -- тотчас спросил Артур.
-- Необыкновенноинтересен...Будтосвежимветром
подуло,-- ответила она.-- Сколько ему лет?
-- Двадцать...почтидвадцатьодин.Яегосегодня
спрашивал. Мне-то казалось, он много старше.
"А я на три года старше",-- думала она,целуябратьеви
желая им спокойной ночи.
Глава 3
МартинИден спускался по ступеням, а рука сама сунулась в
карманпиджака.Вынырнуласкоричневойрисовойбумагойи
щепоткоймексиканскоготабаку,искусносвернула цигарку. Он
глубокозатянулсяимедленно,неспешновыдохнулклуб
дыма.--Чертпобери!--громкосказалонсблагоговейным
изумлением.--Чертпобери!--повторилон.Иещераз
пробормотал: "Черт побери!" Потом рука потянулась к воротничку,
онсорвалегоисунулв карман. Моросил холодный дождик, а
Мартин обнажил голову, расстегнул жилетизашагалвраскачку,
какнивчемнебывало.Онедвазамечал,чтодождит.
Восторженно грезил наяву, перебирал вмысляхвсетолькочто
пережитое.
Наконец-тоонвстретилЖенщину-- он не часто думал об
этом прежде, не склонен он был думать о женщинах, но такую ждал
и смутно надеялся рано или поздно встретить. Сидел с нейрядом
за столом. Жал ей руку, глядел ей в глаза и на миг увидал в них
прекраснуюдушу...нонет,непрекраснееглаз,в которых
светилась душа, не прекраснее плоти, в которую душа облечена. О
плоти он не думал, и это для негобыловнове,ведьженщины,
которых он знал прежде, вызывали в нем только плотские желания.
Авото ее плоти почему-то так не думалось. Словно тело ее не
такое, как у всех -- бренное, подвластное недугам. Нет, ононе
простооболочкадуши.Оно--порождениедуши,чистоеи
благодатноевоплощениееебожественнойсути.Ощущение
божественностиошеломилоего. Спугнуло мечты и отрезвило его.
Никогда прежде не воспринималоннислов,ниуказаний,ни
намеков на божественное. Никогда он в божественное не верил. Он
всегдабылневерующим,всегдадобродушноподсмеивалсянад
судовыми священниками и их разговорами обессмертиидуши.За
гробомжизнинет, возражал он, живешь здесь, сегодня, а потом
-- вечная тьма.Новотвглазахдевушкионувиделдушу,
бессмертнуюдушу, которая не может умереть. Никогда еще никто,
нимужчина,ниженщина,незаставилегозадуматьсяо
бессмертии.
Никогда еще никто,
нимужчина,ниженщина,незаставилегозадуматьсяо
бессмертии.Толькоонапробудилаэту мысль в первый же миг,
первым взглядом. И вот он идет, и перед глазамичутьсветится
еелицо,бледноеисерьезное,милоеичуткое,улыбается
милосердно и нежно, как способна улыбаться лишьфея,итакой
оносияетчистотой, какую он и вообразить не мог. Чистота эта
сразила его, точно удар. И испугала. Он знавал и доброизло,
нодаже не подозревал, что жизни может быть присуще чистота. А
теперь, в ней, он постиг чистоту как высшее воплощениедоброты
и непорочности, которые вместе составляют жизнь вечную.
И тотчас возникло честолюбивое желание тоже достичь вечной
жизни.Ониводы-тоэтой девушке поднести недостоин, это уж
точно;неслыханнаяудача,сказочноевезеньепозволилиему
увидетьеевэтотвечер,сидеть рядом, говорить с нею. Все
вышло случайно. Нет здесь его заслуги.Недостоинонтакого
счастья.Онготовмолитьсянанее.Теперьонсмиренный,
кроткий,полонсамоуничиженияисознаетсобственное
ничтожество.С таким настроением идут исповедываться грешники.
Конечно, он грешен.Икакусмиренныхиуниженныхвчас
покаяниянет-нетдаимелькнетперед глазами блистательная
картинаихбудущеготоржества,такиемуприоткрывалось
будущее,которогоон достигнет, завладев ею. Но что же значит
владеть ею, это представлялось туманно, совсем не похоже на то,
что он прежде понимал под обладанием. Он возносился накрыльях
сумасбродногочестолюбия,и вот он уже вместе с ней достигает
невообразимых высот, делит с неймысли,упиваетсявсем,что
естьпрекрасногои благородного. Ее душой -- вот чем он хотел
завладеть,стремилсякобладанию,очищенномуотвсего
низменного, к свободному единению душ, но додумать это не умел.
Небылоунеготаких мыслей. В сущности, он сейчас вовсе не
думал. Чувство возобладало над разумом, и, весь дрожа,трепеща
отневедомыхдонынеощущений,онблаженноплылпоморю
чувствований, где само чувство, восторженное иодухотворенное,
возносилось над высочайшими вершинами жизни.
Он шел шатаясь, точно пьяный, и лихорадочно бормотал:
-- Черт подери! Черт подери!
Полицейский на углу с подозрением уставился на него, потом
распознал моряцкую походку.
-- Где набрался-то? -- резко спросил он.
Мартин Иден спустился с небес на землю. Натура у него была
подвижная,онбыстроковсемуприспосабливался,легко
перевоплощался,смотряпообстоятельствам.Услыхавокрик
полицейского,мгновенноочнулся,сталсамимобыкновенным
матросом.
-- Вот ловко! -- со смехом отозвался он. -- Вслухговорю,
а самому невдомек.