Но как ты думаешь,старик: твои руки мешали тебе
больше, чем костная мозоль? Почем я знаю! У меня никогда ничего не случалось
спятками,только один раз меня ужалил в пятку электрический скат, когда я
наступил на него во время купанья; у меня тогда парализовало ногу до колена,
и боль была нестерпимая".
- Подумайлучше о чем-нибудьвеселом, старик,- сказал он вслух. - С
каждой минутой ты теперь все ближеи ближекдому. Да иплыть тебе стало
легче с тех пор, как ты потерял сорок фунтов рыбы.
Он отлично знал, чтоегоожидает,когда он войдетв самуюсередину
течения. Но делать теперь уже было нечего.
- Неправда, у тебя есть выход, - сказал он.- Ты можешь привязать свой
нож к рукоятке одного из весел.
Онтак и сделал, держарумпель под мышкой инаступивна веревкуот
паруса ногой.
-Ну вот, - сказал он. - Я хотьи старик, но, покрайнеймере, я не
безоружен.
Дул свежий ветер, и лодкабыстрошла вперед. Старик смотрел только на
переднюю часть рыбы, и к нему вернулась частица надежды.
"Глупо терять надежду, -думал он. - К томуже, кажется, это грех. Не
стоит думать о том,что грех, а что не грех. На свете есть о чем подумать и
без этого. Сказать правду, я в грехах мало что понимаю.
Не понимаю и, наверно, в них не верю.Может быть, грешнобыло убивать
рыбу. Думаю,что грешно, хоть я и убилее длятого, чтобынеумеретьс
голоду инакормить ещеуймулюдей. Втаком случаевсе,что ты делаешь,
грешно.Нечего раздумывать над тем, что грешно, а что не грешно. Сейчас уже
об этом поздно думать, да к тому же пусть грехами занимаются те, кому за это
платят. Пусть они раздумывают о том, что такое грех. Ты родился, чтобы стать
рыбаком, какрыба родилась, чтобы быть рыбой. Святой Петр тоже был рыбаком,
так же как и отец великого Ди Маджио".
Но он любилпоразмыслить обовсем,что его окружало,и таккак ему
нечегобыло читать иу него не было радио, он много думал, в том числе и о
грехе. "Тыубилрыбунетолькодлятого, чтобыпродатьеедругими
поддержать свою жизнь, - думал он. - Ты убил ее из гордости и потому, что ты
- рыбак. Ты любил эту рыбу, пока она жила, и сейчас любишь. Если кого-нибудь
любишь, его не грешно убить. А может быть, наоборот, еще более грешно?"
- Ты слишком много думаешь, старик, - сказал он вслух.
"Но ты с удовольствием убивал dentuso, - подумал старик. - А она, как и
ты,кормится,убиваярыбу. Онане просто пожираетпадальинепросто
ненасытная утроба,какмногие другиеакулы. Она - красивое иблагородное
животное, которое не знает, что такое страх".
- Я убил ее, защищаясвою жизнь, -сказал старик вслух. - И я убил ее
мастерски.
"К тому же,- подумалон, - все так или иначе убивают кого-нибудь или
что-нибудь. Рыбная ловляубиваетменя точнотак же,какине даетмне
умереть. Мальчик - вот кто не дает мне умереть.
Мальчик - вот кто не дает мне умереть. Не обольщайся, старик".
Онперегнулся через борт и оторвал от рыбы кусок мяса в том месте, где
ее разгрызла акула. Он пожевал мясо, оценивая его качество и вкус. Мясо было
твердое исочное, как говядина, хоть и не красное. Оно не было волокнистым,
и старик знал, что за негодадут на рынке самуювысокую цену. Но его запах
уносило с собой море, и старик немог этому помешать. Онпонимал, чтоему
придется нелегко.
Ветер не ослабевал; он слегка отклонился дальше на северо-восток, и это
означало, чтооннепрекратится. Стариксмотрелвдаль,ноне видел ни
парусов,ни дымкаиликорпуса какого-нибудь судна.Тольколетучиерыбы
поднимались из моря и разлетались в обе стороны от носа его лодки да желтели
островки водорослей. Не было даже птиц.
Онплылуже двачаса,полулежана корме,пожевываярыбьемясо и
стараясь поскорее набратьсясили отдохнуть,когда заметил первую из двух
акул.
- Ай! - произнес старик слово, не имеющее смысла, скореезвук, который
невольно издает человек, чувствуя,как гвоздь, пронзив его ладонь, входит в
дерево.
- Galanos (вид акулы (исп.) - Прим. перев.), - сказал он вслух.
Он увидел,как за первым плавником из воды показался другой, и по этим
коричневымтреугольнымплавникам, так же как ипоразмашистомудвижению
хвоста,понял,чтоэтошироконосыеакулы.Онипочуялизапахрыбы,
взволновались и, совсемодурев от голода, то теряли, то вновь находили этот
заманчивый запах. Но они с каждой минутой приближались.
Старик намертво закрепил парус и заклинил руль. Потом он поднял весло с
привязанным к немуножом. Он поднял веслосовсем легонько, потому что руки
его нестерпимо болели. Онсжимал и разжимал пальцы, чтобыхоть немножко их
размять.Потомухватилсязавесло крепче,чтобызаставитьрукисразу
почувствоватьбольв полную меруиуже больше не отвиливать от работы, и
сталнаблюдатьзатем,какподплывают акулы. Он видел ихприплюснутые,
широконосые головы и большие, отороченныебелымгрудные плавники. Это были
самые гнусные из всех акул - вонючие убийцы, пожирающие ипадаль; когдаих
мучитголод,ониготовыукуситьи весло,ирульлодки.Такиеакулы
откусывают лапы у черепах, когдате засыпают на поверхности моря, асильно
оголодав,набрасываются вводе и начеловека, даже если от него не пахнет
рыбьей кровью или рыбьей слизью.
- Ай! - сказал старик. - Ну что ж, плывите сюда, galanos.
И они приплыли. Но они приплыли не так, как приплыла мако. Одна из них,
сверкнув, скрыласьпод лодкой, истарик почувствовал, как лодка задрожала,
когда акуларвала рыбу.Другаяследила за старикомсвоими узкими желтыми
глазками, затем, широко разинувполукружьепасти,кинулась на рыбу втом
самом месте, где ее обглодала мако. Старику была ясно видна линия, бегущая с
верхушки ее коричневой головы на спину, где мозг соединяется с хребтом, и он
ударил ножом, надетым навесло, как развэто место; потом вытащилнож и
всадил его снова в желтые кошачьи глаза акулы.