Акула соскользнула в воду.
Другая акула уже успела поживиться и отплыть, а теперь опять подплыла с
широко разинутой пастью.Перед тем какона, кинувшись на рыбу, вцепилась в
нее, старикувиделбелыелоскутьямяса, приставшие к ее челюстям. Старик
размахнулся, но попал толькопо голове, и акула, взглянув на него,вырвала
изрыбы кусок мяса.Когда онаотвалилась,чтобыпроглотить этоткусок,
старикударилееснова,ноударопятьпришелсяпотвердой,упругой
поверхности ее головы.
- Ну-ка, подойди поближе, galano, - сказал старик. - Подойди еще разок!
Акуластремглав кинулась на рыбу, и старикударилее в то мгновенье,
когда она защелкнула пасть. Он ударил ее изо всех сил, подняв как можно выше
свою дубинку. На этот раз он попал в кость у основания черепа и ударил снова
потомужесамомуместу.Акулавялооторвалаотрыбы кусокмясаи
соскользнула в воду.
Старикждал, не появятся лиакулы снова, но их большене было видно.
Потом он заметил, как одна изних кружит возле лодки.Плавник другой акулы
исчез вовсе.
"Я ине рассчитывал, что могу их убить, - подумалстарик. - Раньше бы
мог. Однако я их сильно покалечил обеих, и они врядли такужхорошо себя
чувствуют. Если бы ямогухватить дубинку обеими руками, я убил быпервую
наверняка. Даже и теперь, в мои годы".
Емуне хотелось смотреть на рыбу. Он знал, чтополовиныее не стало.
Пока он воевал с акулами, солнце совсем зашло.
- Скоростемнеет, -сказал он.- Тогда я,наверно,увижу зарево от
огней Гаваны. Если яотклонилсяслишкомдалекона восток,яувижу огни
одного из новых курортов.
"Я не могу бытьоченьдалекоот берега, - подумал старик. - Надеюсь,
что они там зря не волнуются. Волноваться, впрочем, может только мальчик. Но
он-то во мне не сомневается! Рыбаки постарше - те, наверно, тревожатся. Да и
молодые тоже, - думал он. - Я ведь живу среди хороших людей".
Он не могбольше разговаривать с рыбой: уж очень она была изуродована.
Но вдруг ему пришла в голову новая мысль.
- Полрыбы! - позвалон ее. - Бывшаярыба!Мнежалко, что я ушел так
далеко в море.Япогубил нас обоих. Но мы с тобой уничтожилимного акул и
покалечилиеще больше. Тебе немало, верно, пришлось убить их на своем веку,
старая рыба? Ведь не зря у тебя из головы торчит твой меч.
Ему нравилось думать о рыбе и о том, что она могла бы сделать с акулой,
если бы свободно плыла по морю.
"Надо было мне отрубить ее меч, чтобы сражаться им с акулами", -думал
он. Но у него не было топора, а теперь уже не было и ножа.
"Но если бы у менябыл ее меч, я мог бы привязать его к рукоятке весла
- замечательноебыло быоружие!Воттогда бымы с нейив самомделе
сражались бок о бок! А что ты теперь станешь делать, если онипридут ночью?
Что ты можешь сделать?"
- Драться, - сказал он, - драться, пока не умру.
Но в темноте не было виднони огней,ни зарева - были только ветер да
надутыйим парус, и ему вдруг показалось, чтоон уже умер.Он сложил руки
вместе ипочувствовал свои ладони.Они не были мертвы, ионмогвызвать
боль, а значит, и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме
и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи.
"Мне надо прочесть всете молитвы, которые яобещалсяпрочесть, если
поймаюрыбу,- подумал он.- Но сейчас я слишком устал. Возьму-ка я лучше
мешок и прикрою плечи".
Лежана корме, он правил лодкой иждал, когда покажется в небе зарево
от огней Гаваны. "У меня осталась от нее половина, - думал он. - Может быть,
мне посчастливится, и я довезу до дому хоть ее переднюю часть. Должно же мне
наконец повезти!.. Нет,-сказал он себе.- Ты надругался над собственной
удачей, когда зашел так далеко в море".
"Не болтай глупостей, старик!- прервал он себя. - Неспи иследи за
рулем. Тебе еще может привалить счастье".
- Хотел бы я купить себе немножко счастья, если его где-нибудь продают,
- сказал старик.
"Ана чтоты его купишь?-спросил он себя.- Развеего купишь на
потерянный гарпун, сломанный нож и покалеченные руки?
Почемзнать! Ты ведь хотел купить счастье завосемьдесят четыредня,
которые ты провел в море. И, между прочим, тебе его чуть было не продали...
Не нужно думать о всякой ерунде. Счастье приходит к человекуво всяком
виде, разве его узнаешь? Я бы, положим, взял немножко счастья в каком угодно
виде и заплатил за него все, что спросят. Хотел бы я увидетьзарево Гаваны,
- подумал он. - Ты слишкоммного хочешьсразу,старик. Носейчася хочу
увидеть огни Гаваны - и ничего больше".
Он попробовалпримоститься уруля поудобнее и по тому,как усилилась
боль, понял, что он и в самом деле не умер.
Он увидел зарево городских огней около десяти часов вечера. Вначале оно
казалось толькобледным сияниемв небе,какое бывает перед восходом луны.
Потомогни стали явственно видныза полосой океана, по которому крепчавший
ветер гнал высокую волну. Онправил на этиогни и думал, что скоро, теперь
уже совсем скоро войдет он в Гольфстрим.
"Ну,воти все, - думал он. - Конечно, они нападут на меняснова. Но
что может сделать с ними человек в темноте голыми руками?"
Все его тело ломилои саднило, а ночной холод усиливал больего ран и
натруженных рукиног. "Надеюсь, мнене нужно будетбольшесражаться, -
подумал он. - Только бы мне больше не сражаться!"
Нов полночь он сражался с акулами снова-и на этот раззнал,что
борьба бесполезна. Они напали на него целой стаей, а он видел лишь полосы на
воде, которые прочерчивалиих плавники, и свет, который они излучали, когда
кидалисьрватьрыбу. Он билдубинкой поголовамислышал, каклязгают
челюсти и как сотрясается лодка,когда они хватают рыбу снизу.Он отчаянно
билдубинкойпо чему-тоневидимому,что мог только слышать и осязать,и
вдруг почувствовал, как дубинки не стало.