Обычно, когда егонастигалэтот запах,онпросыпалсяи,одевшись,
отправлялся будить мальчика. Но сегодня запахберега настиг его очень рано,
онпонял,что слышитего во сне,и продолжал спать, чтобыувидеть белые
верхушки утесов, встающие из моря, гавани и бухты Канарских островов.
Ему теперь уже большенеснилисьнибури,ниженщины, нивеликие
события,ни огромныерыбы, нидраки, ни состязанияв силе, ни жена.Ему
снились только далекие страныильвята, выходящие на берег. Словно котята,
они резвились в сумеречной мгле, и он любил ихтак же, каклюбил мальчика.
Но мальчик ему никогда не снился.
Стариквдругпроснулся,взглянулчерезотворенную дверьналуну,
развернул свои штаны и надел их. Выйдя из хижины, он помочился и пошел вверх
подороге будитьмальчика.Егопознабливало отутренней свежести. Но он
знал, что озноб пройдет, а скоро он сядет на весла и совсем согреется.
Дверьдома, где жил мальчик, была открыта,истариквошел, неслышно
ступаябосыми ногами. Мальчик спал на койкев первой комнате, и старик мог
разглядеть его приущербном свете луны. Он легонько ухватилегоза ногу и
держал до тех пор, пока мальчик не проснулся и,перевернувшись на спину, не
погляделна него. Стариккивнул ему;мальчик взялштанысо стулаподле
кровати и, сидя, натянул их.
Старик вышел из дома, и мальчик последовал за ним.Он все еще никак не
мог проснуться, и старик, обняв его за плечи, сказал:
- Прости меня.
-Queva!-ответилмальчик. - Таковауж наша мужскаядоля.Что
поделаешь.
Они пошли внизпо дороге к хижине старика, и по всей дороге втемноте
шли босые люди, таща мачты со своих лодок.
Придя в хижину, мальчик взял корзину с мотками лески, гарпун и багор, а
старик взвалил на плечо мачту с обернутым вокруг нее парусом.
- Хочешь кофе? - спросил мальчик.
- Сначала положим снасти в лодку, а потом выпьем кофе.
Они пили кофе изконсервных баноквзакусочной, котораяобслуживала
рыбаков и открывалась очень рано.
-Тыхорошо спал,старик? -спросил мальчик; онужепочтисовсем
проснулся, хотя ему все еще трудно было расстаться со сном.
- Очень хорошо, Манолин. Сегодня я верю в удачу.
-И я, -сказал мальчик. - Теперь ясхожуза нашими сардинамии за
твоими живцами. Мойтаскаетсвои снасти сам. Онне любит, когда еговещи
носят другие.
- А у нас с тобой не так.Я давал тебе таскать снасти чуть неспяти
лет.
- Знаю, - сказал мальчик. -Подожди, я сейчас вернусь. Выпей еще кофе.
Нам здесь дают в долг.
Онзашлепалбосыми ногамипо коралловому рифукхолодильнику,где
хранились живцы.
Старик медленнопотягивал кофе.Онзнал,что надо напиться кофе как
следует, потому что больше он сегодня есть не будет.
Онзнал,что надо напиться кофе как
следует, потому что больше он сегодня есть не будет. Ему давно уже прискучил
процесс еды,и он никогда не бралссобой в морезавтрака. На носу лодки
хранилась бутылка с водой - вот и все, что ему понадобится до вечера.
Мальчик вернулся, неся сардины и завернутых в газету живцов.
Они спустились по тропинкек воде,чувствуя, как осыпается под ногами
мелкий гравий. Приподняв лодку, они сдвинули ее в воду.
- Желаю тебе удачи, старик.
- И тебе тоже.
Старик надел веревочные петли весел на колышки уключин и,наклонившись
вперед, стал в темноте выводить лодку из гавани.Сдругихотмелей вморе
выходили другие лодки, и старик хоть и не видел их теперь, когдалуна зашла
за холмы, но слышал, как опускаются и загребают воду весла.
Время отвремени то в одной, то в другойлодке слышалсяговор. Но на
большей части лодок царило молчание, и доносился лишь плеск весел. Выйдяиз
бухты, лодки рассеялись вразныестороны, и каждый рыбак направилсятуда,
где он надеялся найти рыбу.
Старикзаранее решил, что уйдетдалекоотберега; он оставил позади
себязапахи земли и греб прямо в свежее утреннеедыхание океана. Проплывая
над той егочастью, которуюрыбакипрозвали "великим колодцем", он видел,
как светятся в глубине водоросли. Дно в этом месте круто опускается на целых
семьсот морских саженей,издесь собираются всевозможные рыбы, потомучто
течение, натолкнувшись на крутыеоткосы океанского дна, образует водоворот.
Тут скапливаются огромные стаи креветок и мелкой рыбешки, а на самых больших
глубинахпороютолпится множествокаракатиц;ночьюониподнимаютсяна
поверхность и служат пищей для всех бродячих рыб.
Втемнотестарикчувствовал приближениеутра; загребаявеслами, он
слышал дрожащий звук - это летучаярыба выходила из воды и уносилась прочь,
со свистом рассекая воздух жесткими крыльями. Онпитал нежную привязанность
клетучим рыбам - они были еголучшими друзьямиздесь, в океане.Птиц он
жалел, особенно маленьких и хрупких морских ласточек, которые вечно летают в
поисках пищи и почти никогда ее не находят, и он думал: "Птичья жизньмного
тяжелее нашей, если не считать стервятников ибольших, сильных птиц.Зачем
птиц создалитакимихрупкими и беспомощными, как вот эти морские ласточки,
если океан порой бываеттак жесток? Он добр и прекрасен, но иногда он вдруг
становится таким жестоким, а птицы, которые летают над ним, ныряя за пищей и
перекликаясь слабыми, печальными голосами, - они слишком хрупки для него".
Мысленно онвсегда звал море lamar,как зовут его по-испански люди,
которые его любят. Порою те,кто еголюбит, говорят о нем дурно, но всегда
как о женщине, в женском роде. Рыбаки помоложе, из тех, кто пользуется буями
вместо поплавков для своих снастей иходит намоторных лодках, купленных в
те дни,когда акулья печенка былав большой цене, называют море el mar, то
есть в мужском роде. Они говорят о нем как опространстве, как о сопернике,
а порою даже как овраге. Старик жепостоянно думало море как о женщине,
которая дарит великие милости илиотказывает в них, а если и позволяет себе
необдуманные или недобрые поступки, - что поделаешь, таковаужее природа.