..
--Конечно, вполне естественнои даже справедливо, чтобы выполучали
небольшие карманные деньги на ваши личные траты, -- добавил мистер Дэвидсон.
-- Ну, скажем,доллар или два доллара в неделю. Помере того как вы будете
становитьсястарше, этусумму можно будетувеличивать. А когдавам минет
двадцать один год, вы,без сомнения, окажетесь в состоянии управлять своими
делами самостоятельно; разумеется, и мы вам поможем советами...
-- И хотя у меня двадцать миллионов, я до двадцати одного года не смогу
взять даже сто долларов и истратить их как мне хочется? -- спросил Дик очень
смиренно.
МистерДэвидсонрешилбылоответитьутвердительно,ноподбирал
выражения помягче; однако Дик заговорил снова:
--Насколько я понимаю, мнеможно тратитьденьги только после вашего
общего решения?
Опекуны закивали.
-- И все то,на чеммысогласимся, будет иметь силу? И опять опекуны
кивнули.
-- Ну вот, я хотел бы сейчас же получить сто долларов, -- заявил Дик.
-- А для чего? -- осведомился мистер Крокетт.
-- Пожалуй, я скажувам, --ответил мальчик спокойно и серьезно. -- Я
отправлюсь путешествовать.
--Сегодня вы отправитесь в постельровно в восемь тридцать, и больше
никуда, -- резко отчеканил мистер
Крокетт. -- Никаких ста долларов вы не получите. Дама, о которой мы вам
говорили, придет сюда к шести часам. Вы будете ежедневно и ежечасно состоять
на ее попечении. В шесть тридцать вы, как обычно, сядетес неюзастол, а
потомонапозаботитсяо том, чтобы вы легли внадлежащеевремя.Мы уже
говориливам, что она должна заменить вам мать и смотреть завами... Ну...
чтобы вы мыли шею и уши...
--Ичтобыяпосубботам брал ванну, --сглубочайшейкротостью
докончил Дик.
-- Вот именно.
-- Сколькоже вы... то есть я будуплатить этой даме за ее услуги? --
продолжалрасспрашиватьДикстойраздражающейнепоследовательностью,
котораяуже входилаунего впривычкуивыводилаиз себяучителейи
товарищей.
Впервые мистер Крокетт ответил не сразу и сначала откашлялся.
-- Ведь это же я плачу ей,неправда ли? -- настаивал Дик. -- Из моих
двадцати миллионов? Верно?
"Вылитый отец", -- заметил про себя мистер Слокум.
--Миссис Соммерстон -- "эта дама", как вам угодно было выразиться, --
будет получать полтораста долларов в месяц, что составит в годровно тысячу
восемьсот долларов, -- пояснил мистер Крокетт.
-- Выброшенныеденьги, -- заявил совздохомДик.-- Да еще считайте
стол и квартиру!
Дик поднялся-- тринадцатилетний аристократ не по рождению, но потому,
что он вырос во дворце на Ноб-Хилле, --истоял перед опекунами так гордо,
чтовсе трое тоже невольно поднялись сосвоих кожаныхкресел. Но он стоял
перед ними не так, как стоял, бытьможет, некогда маленький лорд Фаунтлерой
[2], ибо в Дике жили две стихии.
Но он стоял
перед ними не так, как стоял, бытьможет, некогда маленький лорд Фаунтлерой
[2], ибо в Дике жили две стихии. Он знал, что человеческая жизнь многолика и
многогранна: недаром МонаСангвинетти оказалась сильнее его в орфографиии
недаром он дрался сТимом Хэгэном,а потомдружил с ним, делявласть над
товарищами.
Онбылсыном человека,пережившего золотую лихорадкусорок девятого
года.Дома он росаристократом, ашкола воспитала в нем демократа. Иего
преждевременно развившийся, но еще незрелыйум ужеулавливал разницу между
привилегированными сословиями и народнымимассами.Помимо того, в нем жили
твердая воля и спокойная уверенность в себе, совершенно непонятнаятем трем
пожилым джентльменам, в руки которых была отдана его судьба икоторые взяли
насебя обязанность приумножатьего миллионы исделать изнегочеловека
сообразно их собственному идеалу.
-- Благодарю вас за вашулюбезность, -- обратился Дик ко всем трем. --
Надеюсь,мы поладим. Конечно,эти двадцатьмиллионовпринадлежат мне, и,
конечно, вы должны сохранить их для меня, ведь я в делах ничего не смыслю...
-- Иповерьте, мой мальчик, что мы ваши миллионы приумножим, бесспорно
приумножим, и притомсамымибезопасными и испытанными способами, -- заявил
мистер Слокум.
--Только,пожалуйста, без спекуляций, -- предупредил их Дик. -- Папе
везло, но ячасто слышал отнего, что теперь другиевремена и уженельзя
рисковать так, как прежде рисковали все.
На основании всегоэтогоможнобыло, пожалуй,решить,чтоуДика
мелочнаяикорыстная душонка.Нет!Именнов этим минуты он меньше всего
думал о своихдвадцати миллионах. Его занимали мечты и планы, столь далекие
от всякой корысти и стяжательства, что они скорее роднили его с любым пьяным
матросом, который расшвыривает на берегу свое жалованье, заработанное за три
года.
-- Правда, я толькомальчик,-- продолжалДик, -- но выменя еще не
очень хорошо знаете.Со временеммы познакомимся ближе, а пока --еще раз
спасибо...
Он смолк и отвесил легкий поклон, полныйдостоинства: к таким поклонам
привыкают очень рано все лордыво всех дворцахна Ноб-Хилле. Егомолчание
говорило отом, чтоаудиенция кончена. Опекуны это поняли, и они, товарищи
его отца,скоторыми тотвел крупнейшиедела,удалилисьсконфуженные и
озадаченные.
Спускаясь поширокой каменной лестнице к ожидавшему их экипажу, мистер
Дэвидсон и Слокум были готовы дать волю своему гневу, но Крокетт, только что
возражавший мальчику так сердито и резко, пробормотал с восхищением:
-- Ах, стервец! Ну и стервец!
Экипажотвезихвстарый Тихоокеанский клуб,гдеониещесчас
озабоченно обсуждали будущностьДикаФорреста ижаловалисьна ту трудную
задачу, которую на них взвалил "Счастливчик" Ричард Форрест.
Авэто время Дик торопливо спускалсясгоры по слишком крутымдля
лошадей и экипажей, заросшим травой мощеным улицам.