-- Теперь, кажется, вспоминаю, -- проговорила неуверенно Паола. -- Ты с
ним познакомился где-то в Южной Африке? Или на Филиппинских островах?..
-- Вот, вот! В Южной Африке. Ивэн Грэхем. Вторая наша встреча произошла
в Желтом море, наспециальномсудне "Таймса". А потом раз десять наши пути
Пересекались, йо нам все как-то не удавалось встретиться, --до того вечера
в кафе "Венера".
Помню, он отплылиз Бор-Бора на восток задва днядо того, как я там
бросил якорьпо пути на Самоа. Потом я покинул Апию с письмами длянего от
американского консула,а он явился туда через день. Затем мы разминулись на
три дня в Левуке, -- яплавал тогда на "Дикой утке", а он выехал из Сувыв
качествегостянабританскомкрейсере.Верховныйбританскийкомиссар
Океании, сэрЭверардИмТурн,дал мне еще несколько писем для Грэхема. Я
прозевалего в Порт Резолюшен и в Виле, на Новых Гебридах; они совершали на
крейсереувеселительнуюпоездку.Мыс нимвсе время играливпрятки в
архипелагеСанта-Крус.То же самоеповторилосьна Соломоновыхостровах.
Однаждывечеромкрейсеробстрелялнесколькотуземныхдеревеньвозле
Ланга-Ланга,а утром отплыл. Я жеприбыл туда после обеда. Так я тех писем
ему из рук -- в рукии не передал и увиделся с ним вторично только два года
тому назад, в кафе.
-- Но кто он такой и что это закнига,которую он пишет? --спросила
Паола.
--Ну,если начать сконца, то преждевсего он разорен, -- тоесть
относительно:он получаетнесколькотысяч годовогодохода,новсе, что
оставилемуотец, пошло прахом. Нет, не думай, не спустил: к сожалению, он
влип во время этой "тихойпаники", которая столькихпогубила несколько лет
тому назад. И потерял все. Но ничего, не жалуется.
Грэхемхорошегостаринногорода,чистокровныйамериканец,окончил
Йейлский университет.А книга?.. Он думает,что она будет иметь успех.Он
описываетвнейсвое прошлогоднеепутешествие черезЮжнуюАмерику,от
западного побережья к восточному. Это в значительной мере неизведанный край.
Бразильское правительство по собственной инициативе предложило ему гонорар в
десять тысяч долларов за доставленные им сведения о неисследованных областях
страны.О,Грэхем--эточеловек.Настоящиймужчина.Нанегоможно
положиться. Знаешь этот тип: великодушный, сильный, простой, чистый сердцем;
везде побывал, все видел, изведалмногое -- и вместе с тем такой искренний,
смотрит прямо в глаза. Ну -- мужчина в лучшем смысле слова!
Эрнестиназахлопалавладошии,бросивдразнящий,вызывающийи
победоносный взгляд на Берта Уэйнрайта, воскликнула:
-- И он завтра приезжает?
Дик с упреком покачал головой.
-- О нет, Эрнестина, тут ничего не выйдет.Многие милые девушкивроде
тебя пыталисьпойматьИвэна Грэхема в свои сети. И -- между нами --яих
вполне понимаю.
И -- между нами --яих
вполне понимаю. Но унего отличные легкие идлинныеноги, и никому еще не
удавалосьзагнатьеговугол, где быон,ошалевиобессилев, наконец
машинально пробормоталроковое "да" иопомнилсябытолькоужев плену,
связанныйпорукаминогам,заклейменныйиженатый.Забудьосвоих
намерениях, Эрнестина! Останьсяверна золотой молодости,срывай ее золотые
яблоки, делаяпри этом вид, что они тебя нисколько не интересуют. А Грэхема
оставь. Он почти одних лет со мной, он, как ия, бродил нехожеными дорогами
и видал виды. И он умеет вовремя удрать. Онпрошелогонь, и воду, и медные
трубы.Он кроток, но неуловим. К тому же молодые девушки его не интересуют.
Конечно,вы можете заподозрить его в моральной трусости, но язаверяю вас,
что он просто закален жизнью, стар и очень мудр.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
--Где же моймальчик? -- кричал Дик, топая и звеня шпорами повсему
Большому дому в поисках его маленькой хозяйки.
Наконец он дошел до двери, которая вела во флигель Паолы.
Это была тяжелая, крытая панелью дверь в такой же крытой панелью стене.
Унеене былоручки,ноДик,знавший секрет, нажал пружинку,идверь
распахнулась.
-- Где мой мальчик? -- крикнул он опять и затопал по длинному коридору.
Онзаглянул вванную с вделанным в пол римским бассейном и мраморными
ступеньками, затем в гардеробнуюи в будуар -- новсе напрасно. По широким
ступеням он поднялся к любимому дивану Паолы в оконной амбразуре ее спальни,
прозваннойею "Башней Джульетты", и улыбнулся при виде изящныхи воздушных
кружевных принадлежностей дамского туалета, которые она, по обыкновению, тут
разбросала,ибоихсозерцаниедоставлялоейособое,чувственное
удовольствие.На миг оностановился перед мольбертом и посмотрел наэтюд.
Готовый сорваться с егогуб возглас недоумения сменился довольной усмешкой,
когда он узнал в беглом наброске очертания неуклюжего голенастого жеребенка,
с отчаянием призывающего мать.
-- Да где же мой мальчик? -- крикнул он уже удвериспальной веранды;
тамоказаласьтолько китаянка,скромная женщиналеттридцати,которая,
приподняв брови, смущенно и растерянно ему улыбнулась.
Это была горничная Паолы, Ой-Ли,названная такДиком много лет назад,
потому что она постоянно поднимала тонкиебровиилицо ее всегда казалось
удивленным, точноона восклицала:"Ойли?"Диквзялеек Паолепочти
девочкой из рыбачьей деревушки на берегу Желтого моря, гдеее мать, потеряв
мужа, едваперебиваласьтем, что плела сетидлярыбаков изарабатывала,
когда годбыл удачный, до четырехдолларов. Ой-Ли поступила к Паоле, когда
та плавала на трехмачтовой шхуне "Все забудь", а О-Пой, еще служивший юнгой,
сталвыказыватьту сообразительность,благодарякоторойсделалсячерез
несколько лет дворецким Большого дома.
-- Где ваша госпожа, Ой-Ли?
Ой-Ли испуганно отпрянула, охваченная неодолимой застенчивостью.