--Атеперь вампридется уехать,--крикнула она.--Посторонней
публике здесь не место! Остаются одни женщины!
Дик засмеялся, поклонился иопять через заросли сирени выбрался вместе
с Грэхемом на дорогу.
-- Кто... кто это? -- спросил Грэхем.
-- Паола,миссис Форрест, женщина-мальчик, вечное дитя и вместес тем
очаровательная женщина, своевольное облачко розовой пыльцы...
--У менядаже дух захватило,-- сказал Грэхем. -- Здесьчасто дают
такие представления?
-- Эту штуку она затеяла впервые, -- отозвался Форрест.-- Онасидела
на Горце и съехала на нем,как на санках, по спуску в бассейн, носанки-то
весят две тысячи двести сорок фунтов.
-- Рисковала и себе и ему сломать шею, -- заметил Грэхем.
-- Да, егошея оценена в тридцать тысяч долларов, -- улыбнулся Дик. --
Эту суммумне предлагал впрошлом году некийсоюз коннозаводчиков,после
тогокак Горец взял на побережье Тихогоокеанавсепризы зарезвостьи
красоту. А Паола каждый день рискует сломать себе шею;и если бы это стоило
каждый раз тридцать тысяч, она разорила быменя, -- но с ней никогда ничего
не случается.
-- Однако сейчас опасность была очень велика: ведь
Жеребец мог опрокинуться на спину.
--А вот все-таки не опрокинулся, --возразил Дик спокойно. --Паоле
всегда везет. Онаточнозаговоренная. Однаждыонаугодиласомнойпод
артиллерийский обстрел -- и была потом разочарована, что ни один наряд в нее
не попал, не убил и даже не ранил. Четыре батареи на расстоянии мили открыли
огонь, нам Предстояло пройтиполмили по гребню холма до ближайшего укрытия.
Я даже рассердился, что она, будто нарочно задерживает шаг. И она созналась,
что, пожалуй, да -- чуточку. Мы женаты уже десять -- двенадцать лет, но, как
ни странно, мне и теперь кажется, что ясовсем ее не знаю,иниктоее не
знает, да и она сама себя не знает, -- так иногда смотришь на себя в зеркало
и думаешь:что за черт, кто это смотрит на тебя?У нас с Паолой есть такая
магическаяформула: "Нестой за ценой,коли вещьтебенравится".И все
равно, чемплатить -- долларами или собственной шкурой. Так мы и живем, это
наше правило. И знаете: судьба еще ни разу нас не надула.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В столовой собрались однимужчины. Дамы,пословам Форреста,решили
завтракать у себя.
-- Думаю, чтовы неувидите никого из них до четырех часов, -- сказал
Дик, -- а в четыре Эрнестина, одна из сестер моей жены, постарается обыграть
меня в теннис; так она по крайней мере мне заявила.
Во времязавтрака,накоторомприсутствовали однимужчины, Грэхем,
участвуя вразговоре о скотеи скотоводстве, узнал многонового, да и сам
поделилсячастицейсвоегоопыта,ноникак немог отогнатьнеотразимое
видениепрелестнойбелойфигурки,прильнувшейктемноймокройспине
плывущего жеребца. И все последующие часы, когда он осматривал премированных
мериносов иберкширских поросят,этот образ неотступно продолжалжечь ему
веки.
И все последующие часы, когда он осматривал премированных
мериносов иберкширских поросят,этот образ неотступно продолжалжечь ему
веки. Даже когдавчетыречасаначалсятеннисиГрэхемигралпротив
Эрнестины, он мазал нераз,так как летящиймяч вдруг заслоняла все та же
картина: белая женская фигура на спине великолепной лошади.
Хотя Грэхемродилсяне в Калифорнии, он отлично зналее обычаи,ибо
сроднился с ней, -- и потому нисколько не удивился, когда за обедом женщины,
которых онвиделвкупальных костюмах,оказались в вечернихтуалетах, а
мужчины -- в своемболее или менее обычном виде; он и сам предусмотрительно
последовал их примеру и,невзирая на роскошь и элегантность жизни в Большом
доме, оделся скромно и просто.
Между первым и вторым зовом гонга все гости перешли в длинную столовую.
Сейчасжепослевторого явилсяФоррести потребовалкоктейли. Грэхем с
нетерпением ожидал появления той, чей образ стоял перед ним с утра. Вместе с
темон приготовился и к возможным разочарованиям:слишкомчасто видел он,
как много теряют атлеты иборцы, скованные обычным платьем; и теперь, когда
сказочноесущество,пленившееего вбеломшелковомтрико, должнобыло
появиться вмодном туалете современной женщины, он не ждал от этого зрелища
ничего особенного.
Но она вошла, иу Грэхемазахватило дух. На миг онаостановилась под
аркой двери,выделяясь на черном фоне, озареннаяпадавшим нанееспереди
мягким светом.ОтудивленияГрэхем невольно раскрылрот, ошеломленный ее
красотой,пораженныйпревращениемэтогоэльфа,этоймаленькойфеив
прелестнуюженщину. Перед ним была теперь нефея,не ребенок и не мальчик
верхом налошади,асветская женщинас тойблагороднойосанкой,какую
нередко умеют придать себе именно маленькие женщины.
Онабыланескольковыше ростом, чем показалась ему в воде,ноив
вечернем туалете поражала той же стройностью и пропорциональностью сложения.
Он отметил золотисто-каштановыйцвет ее высоко зачесанныхволос,здоровую
белизнуупругойчистойкожи, как бы созданную дляпениялебединуюшею,
переходившуюв красивую грудь, и наконец ее платье жемчужноголубого цвета и
какого-то средневекового покроя,-- оно обтягивалоее стан, широкие рукава
спадалисвободными складками, отделкой служилакаймаиз золотой вышивки с
драгоценными камнями.
Паола улыбнулась гостям в ответ на их приветствия, и Грэхему эта улыбка
напомнила ту,которую он видел на ее лице утром, когда она сидела верхом на
жеребце.Она подошла к столу, и он не мог невосхититься той неподражаемой
грацией,с какой ее стройные колени приподнимали тяжелые складки платья, --
те самыеокруглые колени, которымиона отчаянносжималамускулистые бока
Горца. Грэхем заметил, что на нейнет корсета, --да онаи не нуждалась в
нем. Ив товремя как она шла через всю комнатук столу,он виделперед
собой двухженщин: одну -- светскую даму и хозяйку Большого дома, другую --
восхитительную статуэтку всадницы, хотьи скрытуюподэтим голубоватымс
золотом платьем, но забыть которуюне моглиего заставить никакие одежды и
покровы.