Грэхем наблюдал, как высокая комната становится от набегающих теней как
будтоещевыше. Онабыла длиной ввосемьдесят футов ивысотой вдвас
половиной этажа. Точно хоры под потолком былаперекинута галерея, с которой
свешивались шкуры диких зверей, домотканые покрывала, привезенные из Окасаки
и Эквадора, циновкис островаОкеании,сплетенные женщинами и выкрашенные
растительнымикрасками.И Грэхемпонял,что напоминаетему эта комната:
праздничный зал в средневековом замке;и он вдруг пожалел,что внейнет
длинногостоласоловянной посудой, солью в серебряной солонке и огромных
собак, дерущихся тут же из-за брошенных им костей.
Позднее, когдаПаоласыграла Дебюсси, чтобыдатьТерренсуи Аарону
материал для новых споров, Грэхемуудалось втечениенескольких волнующих
минут поговорить с ней о музыке. И она обнаружила такое пониманиефилософии
музыки, что Грэхем,сам того не замечая, принялся излагать, ей свою любимую
теорию.
-- Итак,-- закончил он,-- понадобилось почти тритысячи лет, чтобы
музыка оказала свое истинное воздействие на душу западного человека. Дебюсси
большечемкто-либоизегопредшественниковдостигтойвысокой
созерцательнойясности, порождающейвеликие идеи,котораяпредощущалась,
скажем, во времена Пифагора...
Тут Паола прервала его, подозвав сражавшихся у окна Терренса и Аарона.
-- Ну и что же? -- продолжал Терренс, когда оба подошли. -- Попробуйте,
Аарон, попробуйте найти у Бергсона суждение о музыке болееясное, чем в его
"Философии смеха" [6], которая тоже, как известно, ясностью не отличается.
-- О, послушайте! -- воскликнула Паола, и глаза ее заблестели. -- У нас
появился новый пророк-- мистерГрэхем. Он стоит вашей шпаги, обеихваших
шпаг.Онсогласенс вами,чтомузыка --этоотдых от железа, кровии
будничнойпрозы. Чтослабые, чувствительныеивозвышенные душибегут от
тяжелой и грубой земной жизни в сверхчувственный мир ритмов и звучаний...
-- Атавизм! -- фыркнул Аарон Хэнкок.--Пещерные люди, полуобезьяны и
все гнусные предки Терренса делали то же самое.
-- Позвольте, -- остановила его Паола. -- Но ведь к этим выводам мистер
Грэхем пришел на основании собственныхпереживаний и умозаключений. А кроме
того,онкоренным образомрасходитсясвашейточкой зрения, Аарон.Он
опирается на положение Патера: "Все искусства тяготеют к музыке..."
--Все этоотносится к предыстории,к химии микроорганизма, -- опять
вмешался Аарон. -- Все эти народные песни и синкопированные ритмы -- простое
реагированиеклетки на световыеволнысолнечного луча. Терренс попадает в
заколдованныйкруг и сам сводит на нет свои заумные рассуждения.Атеперь
послушайте, что я вам скажу...
-- Да подождите же! -- остановила его Паола. -- МистерГрэхем говорит,
что английский пуританизмсковалмузыку --настоящуюмузыку -- на многие
века...
-- Верно.
..
-- Да подождите же! -- остановила его Паола. -- МистерГрэхем говорит,
что английский пуританизмсковалмузыку --настоящуюмузыку -- на многие
века...
-- Верно... -- согласился Терренс.
--Ичто Англия вернуласьк эстетическому наслаждению музыкой только
через ритмы Мильтона и Шелли...
-- Который был метафизиком, -- прервал ее Аарон.
-- Лирическимметафизиком, -- тотчас жеввернул Терренс. -- Это-то уж
вы должны признать, Аарон.
-- А Суинберн? -- спросил Аарон, очевидно, возвращаясь еще к одной теме
из давнишних споров.
-- Аарон уверяет, что Оффенбах-- предшественник АртураСюлливена, --
вызывающе воскликнула Паола,--и что Обер-- предшественник Оффенбаха. А
относительноВагнера... Нет,спросите-ка его,спросите, чтоондумает о
Вагнере...
Она ускользнула, предоставив Грэхема его судьбе. А он не спускал снее
глаз,любуясьпластичными движениямиеестройныхколен,приподнимавших
тяжелыескладки платья, когда она шлачерез всюкомнатукмиссис Мэзон,
чтобы устроить для нее партию в бридж; он едва мог заставить себя вслушаться
в то, что опять бубнил Терренс.
-- Установлено, что все искусства Греции родились из духа музыки...
Много позднее, когда обамудреца самозабвенно углубились в жаркий спор
отом, кто выказал всвоихпроизведенияхболеевозвышенный интеллект --
БерлиозилиБетховен,Грэхемуудалосьулизнуть.Емуопятьхотелось
побеседоватьс хозяйкой.Ноонаподсела кдвум девушкам,забравшимся в
большоекресло,ишаловливо шепталась с ними;большая часть гостейбыла
погруженав бридж,и Грэхем попал в группу, состоявшуюиз ДикаФорреста,
мистера Уомболда, Дар-Хиала и корреспондента "Газеты скотовода".
--Жаль, чтовынеможетесъездитьтудасо мной,-- говорил Дик
корреспонденту. -- Это задержало бы вас только наодиндень. Я завтра же и
повез бы вас.
-- Оченьсожалею, -- ответилтот. -- Ноядолжен быть в Санта-Роса.
Бербанк обещал посвятить мнецелое утро, а выпонимаете, что это значит. С
другойстороны,для нашей газеты было быочень важно получить материало
вашемопыте. Вы не могли бы изложить его... кратко... ну совсем кратко? Вот
и мистера Грэхема, я думаю, это заинтересует.
-- Опять что-то по части орошения? -- осведомился Грэхем.
--Нет,нелепаяпопыткапревратитьбезнадежнобедныхфермеровв
богатых, -- отвечал Уомболд за Форреста. -- Ая утверждаю, что если фермеру
не хватает земли, то это доказывает, что он плохой фермер.
-- Наоборот, --возразил Дар-Хиал, взмахнув для большей убедительности
своимипрекраснымиазиатскимируками.--Какразнаоборот.Времена
изменились.Успехбольшенезависитоткапитала.ПопыткаДика--
замечательная, героическая попытка.