И вы увидите, что она удастся.
-- А в чем дело. Дик? -- спросил Грэхем. -- Расскажите нам.
-- Да ничего особенного. Так, одна затейка, -- ответил Дик небрежно. --
Может быть, из этого ничего и не выйдет, хотя я все же надеюсь...
-- Затейка! -- воскликнул Уомболд. --Пять тысяч акров лучшей землив
плодороднейшейдолине! Ионхочетпосадить на неекучунеудачников--
пожалуйста, хозяйничайте! -- платить им да еще питать.
--Толькотем хлебом, которыйвырастет на этой же земле, -- поправил
его Форрест.-- Придется объяснитьвам всем, в чемдело.Я выделилпять
тысяч акров между усадьбой и долиной реки Сакраменто...
--Подумайте,сколькотамможетвырастилюцерны,которая вам так
нужна... -- прервал его опять Уомболд.
--Моимашиныосушили впрошломгодувдвоебольшуюплощадь,--
продолжалДик. --Я, видите ли,убежден, чтонаш Запад, даи весьмир,
должен стать на путь интенсивного хозяйства, и я хочу быть одним изпервых,
прокладывающихдорогу.Яразделилэти пятьтысячакров научасткипо
двадцати акровисчитаю, что каждый такой участок может не только свободно
прокормитьодно семейство, но и приноситьпо меньшей мерешесть процентов
чистого дохода.
-- Это значит, -- высчитывал корреспондент, -- что, когда участки будут
розданы,землю получат двести пятьдесят семейств, или, считая в среднемпо
пять человек на семью, тысяча двести пятьдесят душ.
--Не совсем так, -- возразил Дик.-- Все участки уже заняты, а у нас
только около тысячи ста человек. Но надежды на будущее... надежды на будущее
большие,-- добродушноулыбнулся он. -- Несколькоурожайныхлет --ив
каждой семье окажется в среднем по шесть человек.
-- А кто это "мы"? Почему "у нас"? -- спросил Грэхем.
-- У меня есть комитет, состоящий из сельскохозяйственных экспертов, --
все свои же служащие, кромепрофессора Либа, которого мне уступило на время
федеральное правительство. Дело в том, что фермеры будут хозяйничать на свой
страхириск,пользуясьпередовымиметодами,рекомендованнымив наших
инструкциях. Земля на всех участках совершенно одинаковая.Эти участки, как
горошины встручке,один кодному. И плоды работы на каждом участке через
некоторое время должны сказаться. А когда мы сравним между собой результаты,
полученные на двухстах пятидесяти участках, то фермер, отстающий от среднего
уровня из-за тупости или лени, должен будет уйти.
Условия созданы вполне благоприятные. Фермер, взяв такой участок, ничем
не рискует. Кроме того, что он соберет со своей земли ичтопойдет на пищу
емуи его семье, он получит еще тысячу долларов в год деньгами; поэтому все
равно-- уменонили глуп, урожайныйгодили неурожайный --околоста
долларов в месяц ему обеспечено. Лентяии глупцы будут естественным образом
вытеснены теми, ктоумен и трудолюбив. Вот и все.Иэто послужит особенно
очевидным доказательством всехпреимуществ интенсивного хозяйства.
Впрочем,
этимлюдямобеспеченонетолькожалованье.После его выплатымнекак
владельцудолжно очиститьсяещешестьпроцентов. Аеслидоход окажется
больше, то фермеру поступает и весь излишек.
-- И поэтому, -- сказал корреспондент, -- каждый сколько-нибудь дельный
фермер будет работать день и ночь --это понятно. Сто долларов наулице не
валяются. ВСоединенныхШтатахсреднийфермернасобственнойземле не
вырабатываети пятидесяти, в особенностиесли вычесть плату за надзор и за
еголичный труд. Конечно, способные люди уцепятсяруками и ногами за такое
предложение и постараются, чтобы так же поступили и члены их семьи.
-- У меня есть возражение, -- заявил Терренс МакФейн, подходя к ним. --
Вездеи всюдутолькои слышишь: работа, труд... А меня просто злоберет,
когдая представлюсебе,что каждый такой фермер на своих двадцатиакрах
весь день сутрадо вечера будет гнуть спину, и ради чего?Неужеликусок
хлеба да мяса и, может быть, немного джема -- это иестьсмысл жизни, цель
нашего существования? Ведь человек этот всеравно умрет, как рабочая кляча,
которая только изнала,что трудиться!Что же сделано таким человеком? Он
обеспечил себяхлебоми мясом?Чтобы брюхобылосыто и крышабыланад
головой? А потом его тело будет гнить в темной, сырой могиле!
-- Но ведь и вы, Терренс, умрете, -- заметил Дик.
-- Зато я живу волшебной жизньюбродяги, -- последовал быстрыйответ.
--Эти часынаедине созвездами ицветами, подсенью деревьев, с легким
ветром ишорохомтрав!Амоикниги!Мои любимые философы и ихдумы! А
красота, музыка, радости всех искусств! Когда я сойду в могилу, я буду знать
покрайней мере, что пожили взял от жизни все, что онамогла мне дать. А
эти ваши двуногиевьючныеживотные насвоихдвадцатиакрахтак и будут
ковырять весь день землю, пока рубашка на спине не взмокнет от пота, а потом
присохнет коркой, -- ради одного сознания, что живот набит хлебом имясом и
крыша непротекает; народят выводок сыновей, которыетожебудут жить, как
рабочий скот, набивать желудок хлебоми мясом, гнуть спины в заскорузлых от
пота рубашках -- и наконецуйдут внебытие, только и получив от жизни, что
хлеб да мясо и, может быть, немного джема?..
-- Но ведь кто-то должен же работать, чтобы вы могли лодырничать? --с
негодованием возразил Уомболд.
-- Да,этоверно. Печально,но верно, -- мрачно согласилсяТерренс;
затем его лицо вдруг просияло. -- И яблагодарю господа за то, чтоесть на
свете рабочий скот, -- одни таскают плуг по полям, другие -- незримыекроты
-- проводятжизнь вшахтах, добываяуголь и золото; благодарю зато, что
есть дураки крестьяне, -- иначе разве у меня были бы такие мягкие руки; и за
то, что такой славный парень, как Дик, улыбается мне и делится со мной своим
добром,покупаетмненовыекнигиидаетместечкоусвоегостола,
заставленногопищей, добытойдвуногим рабочимскотом, иу своегоочага,
построенноготемжерабочимскотом,ихижинув лесу подземляничными
деревьями, куда труд не смеет сунуть свое чудовищное рыло.