Он был уверен, что предупредил ее относительно
Грэхемакак раз вовремя. Но,поднимаясьпоскрытой закнигамипотайной
лестнице в свой рабочий кабинет, он вдруг вспомнилодно замечание Эрнестины
исразу остановился, прислонившисьплечом кстене."Паола большевего
духе..."
-- Осел! -- рассмеялся он вслух и пошел дальше. -- А еще двенадцать лет
женат!
Он не вспоминал о словах Эрнестины до той минуты, пока не лег в постель
и, прежде чем заняться интересовавшим его вопросом о практическом применении
электричества, непосмотрел на барометритермометры. Затемонустремил
взгляд на темный флигель по ту сторону двора, чтобы узнать, спит ли Паола, и
ему опять вспомнилось восклицание Эрнестины. Он ещераз назвал себя ослом и
стал, как обычно, пробегать оглавления отобранных им книг, закладывая нужные
страницы спичками.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Десять часовдавно пробило, когда Грэхем, скитаясьпо дому игадая о
том,бывает ли,что Паола выходит изсвоего флигеляраньше середины дня,
забрел в музыкальную комнату. Хотя он жил у Форрестов уже несколько дней, но
дом был такогромен, что сюда Грэхем,оказывается,еще не заглядывал. Это
былчудесный зал, тридцать пятьнашестьдесятфутов, с высоким потолком,
между балками которого были вставленыжелтые стекла, благодаря чему комната
былазалита мягкимзолотистым светом. В окраске стени мебели быломного
красных тонов, и всюду, казалось, жили сладостные отзвуки музыки.
ГрэхемрассеянносмотрелнакартинуКейтасобычнымидляэтого
художникаконтрастамипронизанного солнцем воздуха итонущих в сумеречной
тени овец, как вдруг уголком глаза заметил, что в дальнюю дверь вошла Паола.
И опять при виде нее у него слегка захватило дыхание. Она была вся в белом и
казалась совсем юной и дажевыше ростом благодаря свободным складкам холоку
--этой изысканно-простойикак будто бесформеннойодежды.Грэхем видел
холоку наееродине,Гавайях, где она придавала прелесть даженекрасивым
женщинам, а красивых делала вдвое пленительнее.
Они улыбнулисьдруг Другу через всюкомнату, и он отметил в движениях
еетела,вПоворотеголовы,воткрытом,приветливомвзглядечто-то
товарищеское, дружелюбное, словно онахотеласказать: "Мыдрузья". Так по
крайней мере казалось Грэхему, когда она подходила к нему.
-- У этой комнаты есть один недостаток, -- серьезно сказал он.
-- Ну что вы! Какой же?
-- Ей следовало быть гораздо длиннее, в два раза длиннее.
--Почему?--спросилаона,недоуменнопокачиваяголовой,аон
любовалсянежным девическим румянцемсе щек, который никак не вязался с ее
тридцатью восемью годами.
--А потому, --отвечал он, -- что вам тогда пришлось бы пройти вдвое
больше и ябы мог дольше вами любоваться. Явсегда говорил,что холоку --
самая прелестная одежда, когда-либо изобретенная для женщин.
--Значит,дело не во мне, а в моемхолоку, -- отозвалась она.
--Значит,дело не во мне, а в моемхолоку, -- отозвалась она. --Я
вижу, вы совсемкак Дик: у вас комплименты всегда на веревочке, -- едва мы,
бедняжки, им поверим, каквы потянетеза веревочку -- и нет комплимента. А
теперьдавайте я покажу вам комнату, -- быстро продолжала она, словно желая
предупредитьеговозражения.--Дик ее отдалмне. Издесь все по моему
выбору, даже пропорции.
-- А картины?
-- Я их выбрала сама, все до единой, икаждую из них люблю, хотя Дик и
спорил сомной относительно Верещагина[7]. Он очень одобрилобоих Милле,
вон того Коро, а также Изабе; он допускает, что вмузыкальной комнате может
висетькакое-нибудь полотно Верещагина, нотолько не это.Он предпочитает
местныххудожниковиностранцам, -- хочет, чтобы наших виселобольше,чем
чужих, и чтобы мы научились ценить своих мастеров.
-- Янедостаточнознаю художников Тихоокеанского побережья, -- сказал
Грахем. -- Мне хотелось бы услышать о них... Покажите мне... Да, несомненно,
там висит Кейт... А кто рядом с ним? Чудесная вещь.
-- Некто Мак-Комас, -- отозвалась Паола.
Грэкемтолько чтособрался провестиполчасикавприятной беседео
живописи,как вкомнату вошел ДоналдУэйр;налицеегобылонаписано
беспокойство, но при виде маленькой хозяйки глаза радостно заблестели.
Держа под мышкой скрипку, он с деловитым видом направился прямо к роялю
и начал расставлять ноты.
--Мы будемдо завтрака работать,-- обернулась Паола кГрэхему. --
Доналд уверяет, что я ужасно отстала, и, думаю, он отчасти прав. Увидимся за
завтраком.Еслихотите, можете, конечно, здесьостаться, но предупреждаю,
чтобудетнастоящаяработа. А перед вечером пойдем купаться. Дик назначил
встречу возлебассейна в четыре. Он говорит,у него есть новая песняи он
непременно ее исполнит... Который час, мистер Уайр?
-- Без десяти одиннадцать, -- ответил скрипач с некоторым раздражением.
--Выпришлислишкомрано: мы условилисьнаодиннадцать. Поэтому,
сударь,вампридетсяподождатьдоодиннадцати.Ядолжнасначала
поздороваться с Диком. Я с ним еще не виделась сегодня.
Паолазнала точно, как распределено времямужа. Последнийлистокее
записной книжки, всегда лежавшийна ночном столике, былисчерчен какими-то
иероглифами, напоминавшими ей отом, что в шесть тридцать он пьет кофе; что
если он не поехал верхом, егоможно иногда застать до восьмисорока пяти в
постели за просмотром книг или корректур; от девяти до десяти к нему нельзя,
ибо он диктует письма Блэйку; от десяти до одиннадцати к нему тоже нельзя --
онсовещаетсясо своими экономами и управляющими, в то время как Бонбрайт,
секретарь, с быстротой репортера записывает эти молниеносные интервью.
В одиннадцать, если не было срочных телеграмм илинеотложныхдел, она
моглазастатьмужаодного, хотя итутонвсегдабыл чем-нибудь занят.
Проходямимо конторы, она услышала стукпишущей машинкии поняла, что Дик
уже один.