Форрест вскочил на ногиипотянулся кнейчерез широкую плоскую
деку инструмента. Он сделал вид,что хочет перепрыгнуть, и Льют воскликнула
в ужасе:
-- Шпоры, Дик! Ведь на вас шпоры!
-- Тогда подождите, я их сниму, -- отозвался он.
Только оннаклонился, чтобыотстегнуть их, какЛьют сделалапопытку
бежать, но он расставил руки и опять загнал ее за рояль.
--Ну смотрите! -- закричал он. -- Все падетна вашуголову! Если на
крышке рояля будут царапины, я пожалуюсь Паоле.
-- А у меняесть свидетельницы, -- задыхаясь, крикнула Льют, показывая
смеющимися голубыми глазами на подруг, стоявших в дверях.
-- Превосходно,милочка! -- Форрест отступил назад ивытянул руки. --
Сейчас я доберусь до вас.
Он мгновенновыполнилсвою угрозу: опершисьрукамиокрышку рояля,
боком перекинул через него свое тело,и страшные шпоры пролетели навысоте
целогофутанад блестящейбелойповерхностью.Итак жемгновенно Льют
нырнулаподрояль,намереваясьпроползтипод нимначетвереньках,но
стукнулась головойоегоднои не успелаещеопомниться от ушиба,как
Форрест оказался уже на той стороне и загнал ее обратно под рояль.
-- Вылезайте, вылезайте,нечего! --потребовалон.--Иполучайте
заслуженное возмездие.
-- Смилуйтесь, добрый рыцарь, -- взмолиласьЛьют. -- Смилуйтесь во имя
любви и всех угнетенных прекрасных девушек на свете!
--Я не рыцарь, -- заявил Форрест низким басом. -- Я людоед, свирепый,
неисправимый людоед. Яродился в болоте. Мой отецбыл людоедом, а мать моя
-- еще более страшной людоедкой. Я засыпал под вопли пожираемых детей. Я был
проклят и обречен.Я питалсятолькокровью девициз Милльского пансиона.
Охотнее всего я ел на деревянном полу, моим любимым кушаньем был бок молодой
девицы,кровлеймнеслужилрояль. Мой отецбыл нетольколюдоедом, он
занимался иконокрадством.А яеще свирепееотца, уменябольше зубов.
Помимо людоедства, моя мать былав Неваде агентом по распространению книг и
даже подписке на дамские журналы! Подумайте, какой позор! Но я еще хуже моей
матери: я торговал безопасными бритвами!
-- Неужели ничто не может смягчить и очаровать вашесуровое сердце? --
молила Льют, в то же время готовясь при первой возможности к побегу.
-- "Только одно, несчастная!Только одно на небе, на земле и в морской
пучине".
"Эрнестинапрервала еголегким возгласом негодования -- ведьэто был
плагиат.
--Знаю, знаю, -- продолжалФоррест. -- СмотриЭрнст Досон, страница
двадцать седьмая, жиденькая книжонка с жиденькими стихотворениями для девиц,
заключенныхв Милльскийпансион. Итак,явозвестил,дотогокакменя
прервали: единственное, чтоспособно смягчить и успокоить мое лютое сердце,
--это"Молитва девы". Слушайте, несчастные,пока яне отгрызвашиуши
порознь и оптом! Слушайте и вы, глупая, толстая, коротконогаяи безобразная
женщина -- вы там, под роялем! Можете вы исполнить "Молитву девы"?
Ответанепоследовало.
Вэтовремяизобеихдверейраздались
восторженные вопли, и Льют крикнула из-под рояля входившему Берту Уэйнрайту:
-- На помощь, рыцарь, на помощь!
-- Отпусти деву сию! -- приказал Берт.
-- А ты кто? -- вопросил Форрест.
-- Я король Джордж, то, есть святой Георгий.
--Ну что ж!В таком случаеятвойдракон,-- с должным смирением
призналФоррест.--Нопрошутебя,пощадиэтудревнюю,достойнуюи
несравненную голову, ибо другой у меня нет.
-- Отрубите ему голову! -- скомандовали его три врага.
--Подождите,одевы, молю вас! --продолжалБерт.--Хотьяи
ничтожество, но мне страх неведом. Я схвачу дракона за бороду и удушу его же
бородой, апокаон будетмедленноиздыхать,проклинаямою жестокость и
беспощадность, вы, прекрасные девы, бегите в горы, чтобы долины не поднялись
навас. Иоло, Петалуме иЗападномуСакраментогрозятокеанские волныи
огромные рыбы.
--Отрубитеемуголову!--кричали девушки. -- Апотомнадоего
заколоть и зажарить целиком.
-- Они не знают пощады. Горе мне! -- простонал Форрест. -- Я погиб! Вот
они,христианские чувства молодыхдевицтысячадевятьсотчетырнадцатого
года! А ведьонив одинпрекрасный день будут участвовать вголосовании,
еслиещеподрастут ине повыскочатзамужзаиностранцев! Бери,святой
Георгий, мою голову! Моя песенка спета! Я умираю и останусь навсегда неведом
потомству!
ТутФоррест,громко стеная ивсхлипывая, легнапол, началвесьма
натурально корчиться и брыкаться, отчаянно звеня шпорами, и наконец испустил
дух.
Льют вылезлаиз-подрояля иисполнилавместе сРитойи Эрнестиной
импровизированный танец -- это фурии плясали над телом убитого.
Но мертвец вдруг вскочил. Он сделал Льют тайный знак и крикнул:
--А герой-то! Героя забыли! Увенчайте его цветами! И Берт был увенчан
полуувядшими раннимитюльпанами, которые со вчерашнего дня стоялив вазах.
Но когда сильной рукой Льют пучок намокших стеблей был засунут ему за ворот,
Бертбежал.Шумпогонигулкоразнесся по холлу и стал удаляться вниз по
лестнице, в сторонубильярдной. АФоррест поднялся, привел себя, насколько
мог,в порядок и, улыбаясь ипозванивая шпорами,продолжалсвой путьпо
Большому дому.
Онпрошел подвумвымощенным кирпичом икрытымиспанской черепицей
дворикам, которые утопалив ранней зелени цветущихкустарников, и, все еще
тяжело дышаотвеселой возни, вернулсявсвой флигель, где егоподжидал
секретарь.
--Сдобрымутром, мистер Блэйк,-- приветствовал егоФоррест.--
Простите,чтоопоздал. --Он взглянул на своичасы-браслет. --Впрочем,
только на четыре минуты. Вырваться раньше я не мог.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сдевятидодесяти Форрест и егосекретарь занимались перепиской со
всякимиученымиобществами,питомникамиисельскохозяйственными
организациями.