— Времена трудны для всех, — сказал Ли. — Если на железной дороге нуждающийся человек возьмет для себя пару носков, я это могу понять — ему так же плохо, как и любому из моих солдат.
Его старшая дочь сказала: — Недавно нас посетила миссис Чеснат и сказала, что мы, со своим занятием, превратили дом в промышленное училище.
Мэри покачала головой, чтобы показать, что она думает о женщинах голубых кровей Южной Каролины. В этом возрасте ее мать поступила бы так же.
— Меня не волнует, что Мэри Бойкин Чеснат думает о нас, — заявила Мэри Кастис Ли. — Было бы совсем неприличным проводить время в развлечениях, когда мужчины там все полуголодные, и когда ты сам живешь, как монах, в этой своей палатке.
— Мнение президента Дэвиса о вас значительно выше, чем у миссис Чеснат.
И Ли передал им слова благодарности от Дэвиса.
— Скажите, чье одобрение для вас важнее?
— Твое, — сказала его жена.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Несмотря на болезнь, они были верны друг другу. Более того, они были частью друг друга. После более чем тридцати двух лет брака, он и не мог представить себе иначе.
— Джулия, застелите вторую кровать в комнате матери, пожалуйста, — сказала Агнес. Чернокожая женщина начала подниматься по лестнице.
Ли сказал: — Ну, я пока еще не настолько устал. Мне бы хотелось посидеть еще немного и послушать вас о том, что делается в городе. При вашем желании могу даже рассказать немного о делах в лагере.
— Я только пойду и спрячу Кастиса Моргана, чтобы ты не увез его обратно в Оранж Корт Хаус вместе с носками, — сказала Милдред. — Что значит счастье твоей дочери на фоне перспективы рагу из белки для солдат?
Усмехнувшись, Ли сказал ей: — Твой питомец может быть спокоен за свою драгоценную жизнь. Вряд ли он бы своими размерами удовлетворил голодных солдат. Если бы в Писании говорилось о чуде с хлебами и белками — тогда да, однако, там — хлеба и рыбы.
Все засмеялись, даже Агнес улыбнулась. Мэри Кастис Ли сказала: — Давайте вернемся в гостиную, там и поговорим.
Колеса скрипнули, когда Мэри развернула коляску.
— Я не хочу больше говорить о белках, — сказала Милдред.
— Тогда не будем, — пообещал Ли. Спицы пришли в движение, и женщины возобновили прерванное вязание. Война затронула их в Ричмонде почти так же тяжко, как и его армию в Северной Вирджинии. Одна из историй, которую рассказала старшая дочь Ли, была о массовом бегстве федералов из тюрьмы Либби менее двух недель назад. Более ста мужчин вырвалось на свободу, и менее половины из них были схвачены снова.
— Наши солдаты тоже страдают в северных лагерях, — сказал Ли, — ведь Север больше экономит на пленных, чем мы. Север больше экономит на всем. — Он вздохнул. — Я боролся с этим довольно долго и желал, чтобы эта война никогда не наступила; она истощает обе стороны.
— Я так и сказала, когда это началось, — заметила его жена.
— Да знаю, но не все так просто. Я не хотел другого флага, кроме звездно-полосатого, другой песни, кроме «Да здравствует Коламбия». Но когда все-таки так произошло, нужно бороться до конца. — Он поколебался, затем продолжил: — Возможно, даже, намечается поворот в нашу пользу.
Вязальные спицы остановились. Его жена и дочери, все они смотрели на него. Он всегда делал все возможное, чтобы озвучить надежду в своих письмах и при встречах, но он никогда не был ложно или слепо оптимистичным, и они это знали. Его дочь Мэри спросила: — Откуда появилась такая хорошая новость?
— По сути, из Ривингтона в Северной Каролине, — сказал Ли. Название места означало для его семьи не более, чем это было и для него за месяц до того. Он быстро рассказал о новых автоматических винтовках и о необычно выглядевших людях, поставляющих их, и закончил: — Мы не можем превзойти федералов по численности, но можем в вооружении, и надеюсь, что это нам поможет.
Дочерей в его рассказе больше заинтересовали чужаки, чем подробности о карабинах. Милдред сказала: — Интересно, это те же люди, что не так давно арендовали целый этаж в здании напротив Института Механики?
— О чем ты говоришь, милая? — спросил Ли.
— О каждом, кто нынче платит по счетам в золоте, становится известным всем, и судя по тому, что ты сказал — как там ваш лейтенант назвал их? — эти деловые люди кажется, не имеют с ним проблем. И если бы я продавала оружие в военный департамент, вместо того, чтобы вязать носки, у меня тоже был бы офис рядом с ним.
— Ну, это не доказательство, — сказал он. В глазах Милдред начали собираться тучи, но он продолжил: — Тем не менее, я думаю, что ты вполне можешь быть права. Следовало бы к ним присмотреться, пожалуй.
— Зачем, отец?
Агнес почесала голову. Ее волосы, скрепленные булавками, в отличии от других детей, были наиболее насыщенны желто-золотым оттенком, как и у ее матери.
— Зачем? — снова спросила она. — По всему, что ты нам сказал, эти люди из Ривингтон не делают нам ничего, кроме хорошего.
— Старая поговорка гласит: не смотри дареному коню в зубы. Но если вы будете ей следовать, то в конечном итоге ваша конюшня будет набита лишь дряхлыми лошадьми, — ответил Ли. — Когда подарок имеет такие масштабы, как те, что эти люди нам преподносят, следует изучить его как можно лучше, чтобы узнать, так ли они крепки в ногах, как кажется, и посмотреть, привычны ли такие кони к выстрелам.
— Даже если и так, вам все равно деваться некуда, отец, не правда ли? — спросила Мэри.
— Ты, как всегда, прекрасно все видишь, моя дорогая, — сказал он. — Да, я думаю, что мы должны это использовать, если нашей Южной Конфедерации это поможет выжить, дай-то бог.
— Аминь, — тихо сказала Агнес.
Служанка принесла поднос с чашками и дымящейся кастрюлей. Пряный аромат сассафрасового чая заполнил гостиную.
— Спасибо, Джулия, — сказал Ли, когда она налила ему. Чай заставил его вспомнить о «растворимом кофе», которым угощал его Андрис Руди в штабе под Оранж Корт Хаус.
— Кофе, — с тоской сказала его жена, когда он заговорил об этом. — Мы уже и забыли какой он на вкус.
— Уверена, что обосноваться в Ричмонде было бы проще, чем в небольшом городке — таком как Ривингтон в Северной Каролине, — сказала Мэри.
— Это правда, и мне следовало самому об этом задуматься, — сказал Ли. — Тем не менее, с золотом, очень многое возможно, да и Ривингтон находится на железнодорожной дороге. Возможно, причина в ее блокаде, или в чем-то другом…
Он обнаружил, что зевает.
Мэри Кастис Ли отложила свои спицы.
— Так, этот носок довязан, и на этом дневная работа закончена. Вязать при свете ламп и свечей вредно для глаз…
— Что не мешает вам делать так, мама, — укоризненно сказала Агнес.
— Ну, не каждую же ночь, — ответила ее мать. — Но сегодня у нас здесь Роберт, так что прекратить вязать пораньше не противоречит моей совести.
— Я хотел бы быть здесь с вами каждую ночь. Возможность наслаждаться вашим обществом означала бы, что война закончилась, и наша независимость отстояна, — сказал Ли. Он снова зевнул. — Сегодня вечером что-то чувствую себя усталым. Поездка на поезде по нынешним полуразбитым рельсам не намного приятнее, чем лихая езда по кочкам на легкой повозке.
— Тогда давайте готовиться ко сну, — сказала его жена. — Уверена, ты лучше отдохнешь на настоящей кровати в теплом доме, чем в палатке на берегу Рапидана. Мэри, дорогая, помоги, пожалуйста.
Мэри встала и подвезла коляску с матерью к основанию лестницы.
Ли быстро поднялся, чтобы пойти за ними. Встав, он вдруг почувствовал боль в груди. Эта боль постоянно преследовала его всю зиму. Обследовавшие его врачи никак не могли понять, в чем дело. Он стоически терпел; Мэри, он знал, приходится гораздо хуже.
У подножия лестницы она, опершись левой рукой, подняла себя со стула и схватилась за перила правой рукой. Ли подошел и обнял ее за талию. Ощущение ее тела было уже полузабытым, но в то же время бесконечно знакомым.
— Ну что, вверх, дорогая? — спросил он.
Ли старательно поддерживал ее при подъеме на второй этаж.
— Твоя помощь так легка и нежна, как ни у кого другого, — сказала Мэри.
— Кто же знает тебя лучше, чем твой муж? — ответил он, ведя ее по коридору к спальне. Он ухаживал за ней во время многих ее болезней в течении их брака — в те времена, когда они были вместе; а до этого за своей матерью, которая в последние годы своей жизни была инвалидом. У него был огромный опыт в отношениях с больными.
Он помог Мэри переодеться в теплую фланелевую ночную рубашку, а затем облачился в пижаму, приготовленную для него Джулией.
— Надо же, и ночной колпак, — воскликнул он и нацепил его на голову.
— Такая роскошь нам по карману, — фыркнула Мэри. Он подошел к ее кровати и поцеловал жену.
— Спокойной ночи, дорогая Мэри.
Вернувшись к своей постели, задул свечу им. Комната погрузилась во тьму.
— Хорошего сна, Роберт, — сказал Мэри.
— Спасибо. Я уверен, что так и будет, — ответил он. После походной койки, кровать чувствовалась почти неприлично мягкой. В комнате было тепло, по крайней мере, по сравнению с палаткой на холмах рядом с Рапиданом. Он крепко заснул до самого утра.
Люк со своим экипажем появился перед домом на Франклин-стрит во время завтрака. Когда Ли вышел к нему, тот выглядел вполне бодро, несмотря на выпивку накануне.
— Куда сегодня, Масса Роберт? — спросил он.
— В арсенал, — ответил Ли. — Мне нужно встретиться с полковником Горгасом.
— Как скажете, Масса Роберт.
Люку, ясное дело, было все равно, к кому поехал Ли в арсенал, чтобы поговорить — с Горгасом или с призраком Джорджа Вашингтона. Он щелкнул кнутом, и экипаж тронулся с места.
Коляска покатилась по седьмой улице в сторону реки Джеймс. Арсенал расположился у подножия холма Гэмбл, по диагонали между седьмой и четвертой улицам. Позади него протекал канал Канауха. Люк подъехал к колоннам у центральной лестницы; купол наверху совершенно не гармонировал с длинным и низким кирпичным зданием.
Арсенал, весь полнился звуками работ по металлу и дереву. Сверлильные и токарные станки, литье и прессы превращали дерево, железо и свинец в стрелковое оружие и пули. Ни один другой арсенал Конфедерации не обладал такими возможностями. Без оборудования, захваченного в Харперс-Ферри и перевезенного сюда в первые дни войны, Юг вряд ли бы мог делать оружие.
— Генерал Ли, — Джошуа Горгас подошел и отдал честь. Это был грузный, круглолицый мужчина лет сорока. В его ухоженной бороде намечалась небольшая проседь.
— Очень рад видеть вас, сэр. Я надеялся, что у меня будет возможность поговорить с вами — и вот вы здесь.
— Взаимно, полковник. Подозреваю, что мы имеем в виду одну и ту же тему для разговора.
— Скорее всего, сэр. Пройдемте в мой кабинет, там мы сможем поговорить более удобно, — он провел Ли на второй этаж.
Ли поднимался по лестнице медленно, опасаясь, что боль в груди может повториться. К его облегчению, этого не случилось. Он уселся напротив Горгаса и обратил внимание на АК-47 на столе заведующего арсеналом.
— Да, вот оно, чудо наших дней. — Горгас пристально посмотрел на него. — Я без сарказма, полковник, уверяю вас. Я в долгу перед вами — за отправку Андриса Руди ко мне.