- Доброй ночи, господа. Я иду спать.
Шико повернулся к придворным, подкрутил усы, принял грациозную позу и, томно закатив глаза, повторил, подражая голосу Генриха;
- Доброй ночи, господа, доброй ночи. Мы идем спать. Придворные закусили губы, король покраснел.
- Ах да, - спохватился Шико, - а где мой куафер, где мой брадобрей, где мой камердинер - и прежде всего где моя помада?
- Нет, - возразил король, - ничего этого не будет.
Начинается пост, и я приступил к покаянию.
- Ах, до чего жаль помады, - вздохнул Шико. Король и шут вошли в уже знакомую нам королевскую опочивальню.
- Так вот оно как, Генрих! - сказал Шико. - Стало быть, я в фаворе, не правда ли? Стало быть, без меня не обойдешься? Стало быть, я смазлив, смазливее этого купидона Келюса?
- Замолчи, шут! - приказал король. - А вы оставьте нас, - обратился он к слугам.
Слуги повиновались, дверь за ними закрылась, Генрих и Шико остались одни. Шико с удивлением посмотрел на короля.
- Зачем ты их отослал? - спросил он. - Ведь нас с тобой еще не умастили притираниями. Может, ты хочешь намазать меня собственноручно, своей королевской десницей? Ну что ж! Эта епитимья не хуже любой другой.
Генрих не отвечал. Они были одни, и два короля, безумец и мудрец, посмотрели в глаза друг другу.
- Помолимся, - сказал Генрих.
- Спасибо! Вот удружил! - воскликнул Шико. - Нечего сказать, приятное времяпрепровождение. Если ты за этим меня пригласил, то лучше мне вернуться обратно в ту дурную компанию, в которой я находился. Прощай, сын мой. Доброй ночи.
- Останьтесь! - приказал король.
- Ото! - воскликнул Шико, выпрямляясь. - Кажись, мы вырождаемся в тиранию. Ты деспот! Фаларис! Дионисий! Мне здесь надоело. Нынче я целый день по твоей милости обрабатывал плеткой из бычьих жил плечи своих лучших друзей, а пришел вечер - и ты хочешь начать все с начала... Чума меня возьми! Отложим это занятие, Генрих. Нас здесь всего лишь двое, а когда двое дерутся.., каждый удар попадает в цель.
- Замолчите вы, несносный болтун, - прикрикнул на шута король, - и подумайте о своих грехах.
- Добро! Вот мы и договорились. Ты хочешь, чтобы я каялся? Ты этого от меня хочешь? Ну, а в чем мне каяться? В том, что я сделался шутом у монаха? Confiteor... Я раскаиваюсь, mea culpa... Это моя вина, это моя вина, это моя тягчайшая вина!
- Не богохульствуй, жалкий грешник, не богохульствуй, - сказал король.
- Ах, так! - воскликнул Шико. - Пусть лучше меня посадят в клетку со львами или с обезьянами, лишь бы не оставаться здесь, взаперти с королем-маньяком. Прощай, Генрих! Я ухожу.
Король схватил ключ от двери.
- Генрих, у тебя страшный вид, и предупреждаю, если ты меня не выпустишь отсюда, я кликну людей, я буду кричать, я сломаю дверь, я разобью окно. Я!..Я!..
- Шико, - печально сказал король, - Шико, друг мой, ты пользуешься моим угнетенным состоянием.
- А-а, я понимаю, - ответил Шико, - тебе страшно остаться совсем одному, все вы, тираны, такие. Прикати построить тебе двенадцать комнат, как Дионисий, или двенадцать дворцов, как Тиберий. А пока что возьми мою шпагу и позволь мне забрать с собой ножны от нее. Согласен?
При слове «страшно» в глазах короля сверкнула молния, затем он поднялся, охваченный какой-то странной дрожью, и зашагал по комнате.
Во всем теле Генриха чувствовалось такое возбуждение, а лицо его так побледнело, что Шико подумал - уж не заболел ли король на самом деле. С испуганным видом он следил за тем, как Генрих описывает круги по комнате, и, наконец, сказал ему:
- Послушай, сын мой, что с тобой стряслось? Поделись своими страхами со мной, с твоим дружком Шико.
Король остановился перед шутом, глядя ому прямо в глаза.
- Да, - сказал он, - ты - мой друг, мой единственный друг.
- Кстати, в аббатстве Балансе пустует место приора, - заметил Шико.
- Слушай, Шико, ты умеешь хранить тайну?
- Недостает приора и в аббатстве Питивьер, а там пекут чудесные пироги с жаворонками.
- Несмотря на твои шутовские выходки, - продолжал король, - ты человек отважный.
- Тогда зачем мне аббатство, подари мне лучше полк.
- И даже можешь дать разумный совет.
- В таком случае не надо мне твоего полка, назначь меня советником. Ах, нет, я передумал. Лучше полк или аббатство. Я не хочу быть советником. Тогда мне придется во всем поддакивать королю.
- Замолчите, Шико, замолчите, час приближается, ужасный час.
- Что на тебя опять накатило? - спросил Шико.
- Вы увидите, вы услышите.
- Что я увижу? Кого услышу?
- Подождите немного, и вы узнаете все, все, что хотите знать. Подождите.
- Нет, нет, ни за что на свете я не стану ждать. И какая бешеная блоха укусила твоего батюшку и твою матушку в ту злосчастную ночь, когда им вздумалось тебя зачать?
- Шико, ты храбрый человек?
- Да, и горжусь этим. Но я не стану подвергать мою храбрость такому испытанию. Сгинь, нечистая сила! Если король Франции и Польши вопит ночью, да так громко, что во всем Лувре поднимается переполох, то с меня-то что взять? Я человек маленький и могу даже опозорить твою опочивальню. Прощай, Генрих, позови своих капитанов, швейцарцев, привратников, аркебузиров, а мне позволь выбраться на свободу. К дьяволу невидимую погибель! К дьяволу неведомую опасность!
- Я вам приказываю остаться, - властно произнес король.
- Клянусь честью! Вот забавный монарх, он хочет отдавать приказания страху. Я боюсь, боюсь, говорю тебе. Ко мне! На помощь!
И Шико вскочил на стол, несомненно для того, чтобы заранее занять выгодную позицию на тот случай, если объявится какая-то опасность.
- Ну, ладно, шут, раз уж иначе ты не замолчишь, я тебе все расскажу.
- Ага, - сказал Шико, потирая руки. Он осторожно слез со стола и обнажил свою длинную шпагу. - Великое дело спать заранее. Мы это все мигом распутаем. Ну, рассказывай, рассказывай, сын мой. Похоже, тут завелся крокодил, не так ли? Сгинь, нечистая сила! Клинок у меня добрый, я им каждую неделю мозоли срезаю, а мозоли у меня исключительно твердые.
И Шико удобно расположился в большом кресле, поставив перед собой обнаженную шпагу; ноги его обвились вокруг клинка, как две змеи - символ мира - вокруг жезла Меркурия.
- Прошлой ночью, - начал Генрих, - я спал...
- И я тоже, - подхватил Шико.
- И вдруг ощутил на лице какое-то дуновение...
- Это крокодил, он проголодался и слизывал с тебя помаду.
- Я наполовину проснулся и почувствовал, что волосы на моей бороде встали дыбом от страха.