- Хорошо, - сказал король, - значит, ты остаешься со мной?
- Договорились.
- Ладно, я ложусь.
- Добро!
- Но ты, ты ведь не ляжешь?
- И не подумаю.
- Я скину только камзол.
- Как тебе угодно.
- Штаны снимать не буду.
- Правильная предосторожность.
- Ну, а ты?
- Я останусь в этом кресле.
- А ты не заснешь?
- За это не поручусь. Ведь сон, все равно что страх, сын мой, не зависит от нашей воли.
- Но по крайней мере постарайся не заснуть.
- Успокойся, я буду себя пощипывать! Впрочем, голос меня разбудит.
- Не шути с голосом, - предупредил Генрих, который уже занес было ногу над постелью, но тут же ее отдернул.
- Ну, валяй, - сказал Шико. - Ты что, ждешь, чтобы я тебя уложил?
Король вздохнул, осмотрел тревожным взглядом все углы и закоулки комнаты и, дрожа всем телом, скользнул под одеяло.
- Так, - сказал Шико, - теперь мой черед. И он растянулся на кресле, обложившись со всех сторон подушками и подушечками.
- Ну, как вы себя чувствуете, государь?
- Неплохо, - отозвался король. - А ты?
- Очень хорошо. Доброй ночи, Генрих.
- Доброй ночи, Шико, только ты не засыпай, пожалуйста.
- Чума на мою голову! Я и не собираюсь, - сказал Шико, зевая во весь рот.
И оба сомкнули глаза, король - чтобы притвориться спящим, Шико - чтобы и вправду заснуть.
Глава 9
О ТОМ, КАК ГЛАС БОЖИЙ ОБМАНУЛСЯ И ГОВОРИЛ С ШИКО, ДУМАЯ, ЧТО ГОВОРИТ С КОРОЛЕЙ!
Минут десять король и Шико лежали молча, почти не шевелясь. Но вдруг Генрих дернулся, словно ужаленный, резко приподнялся на руках и сел на постели.
Эти движения короля и вызванный ими шум вырвали Шико из состояния сладкой дремоты, предшествующей сну, и он также принял сидячее положение.
Король и шут посмотрели друг на друга горящими глазами.
- Что случилось? - тихо спросил Шико.
- Дуновение, - еще тише ответил король, - вот оно, дуновение.
В этот миг одна из свечей в руке у золотого сатира потухла, за ней вторая, третья и, наконец, четвертая и последняя.
- Ого! - сказал Шико. - Ничего себе дуновение. Не успел он произнести последнее слово, как светильник, в свою очередь, погас, и теперь комнату освещали только последние отблески пламени, догоравшего в камине.
- Горячо, - проворчал Шико, вылезая из кресла.
- Сейчас он заговорит, - простонал король, забиваясь под одеяла. - Сейчас он заговорит.
- Послушаем, - сказал Шико.
И в самом деле, в спальне раздался хриплый и временами свистящий голос, который, казалось, выходил откуда-то из прохода между стеной и постелью короля.
- Закоренелый грешник, ты здесь?
- Да, да, господи, - отозвался Генрих, лязгая зубами.
- Ого! - сказал Шико. - Вот сильно простуженный голос. Неужели и на небесах можно схватить насморк? Но все равно это страшно.
Неужели и на небесах можно схватить насморк? Но все равно это страшно.
- Ты внемлешь мне? - спросил голос.
- Да, господи, - с трудом выдавил из себя Генрих, - я внемлю, согнувшись под тяжестью твоего гнева.
- Ты думаешь, что выполнил все, что от тебя требовалось, - продолжал голос, - проделав все глупости, которыми ты занимался сегодня? Это показное - глубины твоего сердца остались незатронутыми.
- Отлично сказано, - одобрил Шико. - Все правильно.
Молитвенно сложенные ладони короля тряслись и хлопали одна о другую. Шико вплотную подошел к его ложу.
- Ну что, - прошептал Генрих, - ну что, теперь ты верить, несчастный?
- Постойте, - сказал Шико.
- Что ты затеваешь?
- Тише! Вылезай из постели, только тихо-тихо, а меня пусти на свое место.
- Зачем это?
- Затем, чтобы гнев господень обрушился сначала на меня.
- Ты думаешь, тогда он пощадит меня?
- Ручаться не могу, но попробуем. И с ласковой настойчивостью Шико вытолкнул короля из постели, а сам улегся на его место.
- Теперь, Генрих, - сказал он, - садись в мое кресло и не мешай мне.
Генрих повиновался, он начинал донимать.
- Ты не отвечаешь, - снова раздался голос, - это подтверждает твою закоснелость в грехах.
- О! Помилуй, помилуй меня, господи! - взмолился Шико, гнусавя, как король.
Затем, склонившись в сторону Генриха, прошептал:
- - Забавно, черт побери! Понимаешь, сын мой, господь бог не узнал Шико.
- Ну и что? - удивился Генрих. - Что ты хочешь этим сказать?
- Погоди, погоди, ты еще не то услышишь.
- Нечестивец! - загремел голос.
- Да, господи, да, - зачастил Шико, - да, я закоренелый грешник, заядлый греховодник.
- Тогда признайся в своих преступлениях и покайся.
- Признаюсь, - сказал Шико, - что вел себя как настоящий предатель по отношению к моему кузену Конде, чью жену я обольстил, и я раскаиваюсь.
- Что, что ты там мелешь? - зашептал король. - Замолчи, пожалуйста! Эта история давно уже никого не интересует.
- Ах, верно, - сказал Шико, - пойдем дальше.
- Говори, - приказал голос.
- Признаюсь, - продолжал мнимый Генрих, - что нагло обокрал поляков: они выбрали меня королем, а я в одну прекрасную ночь удрал, прихватив с собой все коронные драгоценности, и я раскаиваюсь.
- Ты, бездельник, - прошипел Генрих, - что ты там вспоминаешь? Все это забыто.
- Мне обязательно нужно и дальше его обманывать, - возразил Шико. - Положитесь на меня.
- Признаюсь, - загнусавил шут, - что похитил французский престол у своего брата, герцога Алансонского, которому он принадлежал по праву, после того как я, по всей форме отказавшись от французской короны, согласился занять польский трон, и я раскаиваюсь.
- Подонок, - сказал король.
- Речь идет не только об этом, - заметил голос.
- Признаюсь, что вступил в сговор с моей доброй матушкой Екатериной Медичи с целью изгнать из Франции моего шурина, короля Наваррского, предварительно поубивав всех его друзей, и мою сестру, королеву Маргариту, предварительно поубивав всех ее возлюбленных, в чем я искренне раскаиваюсь.