Паула занялась зажиганием, сделав вид, что не слышит вопроса. Она целеустремленно вставила в гнездо ключ и решительным движением повернула его. Автомобиль несколько раз чихнул, судорожно закашлял и… завелся.
— Слава Богу, — прошептала Паула, махнула рукой исстрадавшемуся водителю задней машины и тронулась с места. Они поехали на северо-запад по Вудворд-стрит.
— Так что вы имели в виду, сказав: «Я так и поняла»?
— Доктор Уиттекер предупредил меня, что у вас очень строптивый характер. — Паула смотрела на дорогу, не отрываясь. Лицо ее застыло от напряжения и стало непроницаемым.
— И что же конкретно он говорил вам о моем строптивом характере? — спросила Джейн. В ее голосе появилось нетерпение — признак нарастающего гнева. Она никак не ожидала от Майкла, что он станет обсуждать особенности ее характера с наемной прислугой.
— Только то, что у вас взрывоопасный характер.
Майкл явно сказал ей намного больше, но по напряженной позе и сведенным плечам Паулы Джейн поняла, что та ей больше ничего не скажет.
— Муж рассказывал мне, что я была настолько нетерпелива на дороге, что часто принималась сигналить, когда он вел машину, а я сидела рядом. — Джейн бросила пробный камень, надеясь спровоцировать Паулу на дальнейшие высказывания.
— Только попробуйте, получите по рукам!
Джейн невольно прижала руки к телу. Она потеряла всякий интерес к продолжению разговора и обратила свое внимание на построенные в викторианском стиле старинные особняки по обеим сторонам улицы. Джейн чувствовала себя намного бодрее, чем утром, когда только встала с постели. Была ли эта живость результатом того, что утром она не принимала лекарств, или дело было только в ее отношении к ним? И не есть ли вся ее теперешняя жизнь сплошные размышления о том, какое отношение имеет она к жизни? Да и имеет ли смысл такая жизнь? Пожалуй, об этом не стоит задумываться.
Она вдруг поняла, что улыбается.
— Вас что-то насмешило? — Впервые за всю поездку Паула посмотрела Джейн в глаза.
Теперь настала очередь Джейн отвести глаза в сторону.
— Просто я думаю, до чего же все это забавно.
— Это очень тяжело для доктора Уиттекера.
«Отстаньте от меня с вашим доктором Уиттекером!» — Джейн до крови закусила губу, чтобы не выкрикнуть эту фразу вслух. Она ощутила, как по подбородку побежала струйка слюны. Джейн вытерла ее тыльной стороной ладони.
— В бардачке лежат чистые тряпочки.
— Не надо мне никаких тряпочек. — В голосе Джейн появилась дрожь, она поняла, что сейчас разрыдается. Почему у нее такие стремительные перепады настроения? То она смеется, то через минуту уже плачет. С ней обращаются, как с ребенком, вот она и ведет себя, как дитя, говорила себе Джейн, глядя, как по тротуару (кстати о детях) проходит шеренга взявшихся за натянутую веревку ребятишек в сопровождении нескольких энергичных молодых женщин, на футболках которых написано: «Хайлендский дневной лагерь».
Детишкам было по шесть-семь лет, девочек примерно вдвое больше, чем мальчиков, и Джейн подумала, что если бы все было нормально, то, может быть, Эмили тоже была среди этой веселой толпы смеющихся котят.
У нее заныло под ложечной. «Сердечко мое, — подумала она, — я никак не могу вспомнить твое лицо. — Джейн отвернулась от детей. — Но я твердо знаю, что жить не могу без тебя, и еще я знаю, что нужна тебе, моя ненаглядная радость». Она решила, что сегодня же обязательно попросит Майкла забрать девочку домой.
Паула свернула влево, на Бикон-стрит. Оказывается, в Бостоне полно улиц с таким названием, подумала Джейн.
— Стоп! — закричала она вдруг. Паула изо всех сил нажала на тормоза. Они взвизгнули в знак протеста против такого насилия, машина, урча и вибрируя всем корпусом, застыла на месте.
— Какого черта?..
— Это школа Эмили! — Джейн выпрыгнула из машины и бросилась к скромному двухэтажному зданию, на котором была табличка: «Арлингтонская частная школа».
— Джейн, вернитесь в машину!
При звуке голоса Паулы Джейн резко остановилась, но в машину не вернулась. Она не смогла бы этого сделать, даже если бы очень захотела. Ее ноги приросли к асфальту, она дрожала всем телом. Что-то исполинское, огромное и непреоборимое надвигалось на нее. Она не могла ни убежать от ЭТОГО, ни уклониться от столкновения. Она стояла на месте, парализованная не столько страхом, сколько удивлением. На нее нахлынуло еще одно воспоминание. Она на этот раз грезила наяву.
14
— Все на месте? Отлично! А теперь все приготовили билеты!
Джейн слышала, как пронзительный голос учительницы с трудом прокладывал себе дорогу в ее сознание. Она видела себя в верхнем вестибюле Южной станции, среди большого скопления детей, учительниц и нескольких матерей-активисток. Все очень устали после трудного дня. Школьники провели его на экскурсии в Центральном детском музее Бостона. Джейн быстро пересчитала по головам детей (Эмили тоже была среди них), которых поручили опекать ей. Их было восемь, слава Богу, все на месте.
— Запомните! Правила прохода на станцию одинаковы для всех! Не толкайтесь и не толпитесь! Перестаньте галдеть. Вы готовы?
И в этот самый момент в вестибюль ворвался маленький толстый лысый мужчина. Он стремительно мчался к выходу, прокладывая себе путь в гуще детей. Вот он толкнул маленькую девочку, та упала, повалив подружку, обе заревели в голос. Мальчишка рядом едва не лишился глаза. Мужчина продолжал расчищать себе проход, словно считал его своим жизненным пространством. Он был похож на разгневанного Моисея, ведущего свой народ через Красное море. Дети перепугались. Учителя и родители в бессильной ярости наблюдали за происходящим. Мужчина был уже у самого выхода, когда Джейн опомнилась.
— Эй, ты! — закричала она и бросилась вслед за психопатом, размахивая тяжелой наплечной сумкой. Она догнала мужчину и, изловчившись, изо всех сил опустила сумку на его лысую голову.
В вестибюле наступила мертвая тишина. Джейн окинула взглядом толпу. Учителя и родители в изумлении открыли рты и уставились на нее во все глаза. Дети смотрели на нее почти с благоговением. А может, это был страх? Во всяком случае, самой Джейн стало страшно, когда мужчина резко остановился и повернулся к ней всем корпусом.
«Ведь эта скотина сейчас меня убьет», — подумала Джейн.
Но он ее не убил. Вместо этого пятидесятилетний мускулистый мужчина с безмерным удивлением воскликнул:
— Ты что, совсем спятила? — и выскочил на улицу.
«Может, я и правда сошла с ума, — подумала Джейн. — Почему именно я вечно влипаю в такие истории? Я не видела, чтобы кто-нибудь, кроме меня, бросился защищать детей». Она снова окинула взглядом учителей и родителей. Они смотрели на нее, все так же широко раскрыв глаза, словно боясь каким-нибудь неосторожным словом вновь привести ее в бешенство. Только одна из женщин, положив руки на плечи своей маленькой дочке, глядела на Джейн почти одобрительно. Даже Эмили отпрянула от матери, будто ей стало стыдно за ее несдержанность.
— В чем дело? — За ее спиной прозвучал голос Паулы.
— Что?
Горячая волна схлынула, оставив после себя возбуждение, сухость во рту и горький осадок смутных воспоминаний. Она обернулась. У Паулы был очень встревоженный вид. Такой же вид, как у учителей Арлингтонской частной школы, смотревших на нее в вестибюле Южной станции.
— Вы думаете, что я сошла с ума? — спросила Джейн.
Паула машинально отступила от нее на шаг.
— У вас сейчас очень трудное время.
— Я не об этом спрашиваю.
— На это я могу сказать только то, что сказала. — Обе женщины старались не смотреть друг другу в глаза. — Джейн, пойдемте. Садитесь в машину. Мы едем домой.
— Я не хочу домой. — Алмазная твердость в голосе Джейн удивила их обеих. Паула даже вздрогнула, словно ожидая удара. «Неужели я всегда так себя веду? — подумала Джейн. — Постоянно срываюсь и подвергаю себя опасности? Тогда удивительно, что я до сих пор жива. Удивительно, что мой муж до сих пор не сдал меня в психинтернат. Я, кажется, вполне созрела для этого. Почему в моей памяти сохранились только следы всяких недоразумений?
Если только эти недоразумения, прорывающиеся в мои сны, не пытаются мне что-то сказать. Если только что-то очень важное, застрявшее в моем подсознании, не хочет таким образом дать о себе знать. Может, эти воспоминания не что иное, как холодные закуски, предшествующие основному блюду — финальному акту трагедии или последовательности недоразумений, приведшей к десяти тысячам долларов, окровавленному платью и пустой голове. Неужели я и правда такая сумасшедшая, как подсказывает мне мое подсознание? Почему меня преследуют именно эти воспоминания, а не какие-нибудь другие?»
— Я хочу видеть Майкла.
— Вы увидите доктора Уиттекера за обедом.
— Нет, сейчас.
Все это время Паула пыталась подвести Джейн к открытой двери автомобиля.
— Доктор Уиттекер — очень занятой человек. Вы же не хотите помешать ему принимать больных?
— Именно это я и хочу сделать.
— Думаю, что это неразумно.
— Отвезите меня к моему мужу, — скомандовала Джейн. — Сейчас.
Она села в машину и захлопнула дверцу.
— Вас не урезонить, — заметила Паула. Она села за руль и начала возиться с зажиганием.
Джейн была безжалостна.
— Я вожу машину намного лучше вас.
— Боюсь, он сейчас не сможет вас принять. О, Джейн! Это вы? Боже мой, я вас не узнала.
Сестра в приемной внимательно рассматривала Джейн сквозь стекла некрасивых старомодных очков. Но даже очки не смогли скрыть тревогу, появившуюся в ее обычно маловыразительных глазах. «Неужели я так ужасно выгляжу?» — подумала Джейн, пытаясь увидеть свое отражение в стекле, покрывавшем репродукцию, которая висела на стене позади стола медсестры. Кажется, это Ренуар. На картине были изображены две маленькие девочки, обнявшись, они сидели за пианино.
— Рози, — обратилась Джейн к сестре (она прочитала ее имя на визитке, приколотой к кармашку халата), — мне действительно необходимо увидеть мужа.
— Вы не могли бы подождать несколько минут? Доктор Уиттекер сейчас осматривает ребенка. Он ждет вас? — По выражению лица медсестры было ясно, что ответ известен ей заранее.
— Я же говорила вам, Джейн, — прозвучал рядом знакомый голос. «Господи, эта вездесущая Паула все еще здесь. Интересно, у нее бывают перерывы на обед?»
— Нет, он меня не ждет, но он сразу впустит меня в кабинет, как только узнает, что я здесь и очень хочу его видеть.
Медицинская сестра, которую, судя по визитке, полностью звали Рози Фицгиббонс, негромко постучала в кабинет доктора Уиттекера и заглянула внутрь. Она сделала это так ловко, что снаружи никто не смог бы увидеть, что происходит в кабинете.
— Нам не надо было приходить. Доктор Уиттекер очень огорчится.
— Вы бы лучше пошли прогуляться, — еле сдерживаясь, прорычала Джейн. Она вдруг заметила, что туман, который окутывал ее голову все прошедшие дни, несколько рассеялся.
Сильный кашель привлек ее внимание к рядам стульев, стоящих напротив стола медсестры. На одном из них расположилась женщина с совершенно несчастным лицом. На коленях у нее сидела бледненькая и худенькая девочка. Девочка отказывалась играть в игрушки, валявшиеся у ее ног, как разбросанные по полу тряпки. Между приступами кашля девочка принималась хныкать. Женщина посмотрела на часы. Джейн подумала, что это было сделано не для того, чтобы узнать, который час, а чтобы уклониться от ее изучающего взгляда. На стене рядом с дверью висели большие часы, сделанные в виде Микки Мауса. Прямо под часами сидел мужчина средних лет с маленьким мальчиком с хорошо заметной заячьей губой. Мальчик был сыном, или, быть может, внуком мужчины. (В наше время очень легко ошибиться в таких вопросах.) Мальчик был поглощен игрой с моделями самолетов, используя ногу своего отца (или деда?), как взлетно-посадочную полосу. Не одним ли из этих самолетов Майклу разбили голову?