– Так мы с Тиной решили. Чтобы, ну, прощупать почву и понять, готовы ли вы помочь. Но сегодня Тинс приехала ко мне в школу такая расстроенная…
– Потому что у него все стало хуже! – восклицает Тина. – Я не знаю, что происходит, но с тех пор как он отрастил эти глупые усы, ему хуже! Он говорит во сне – я слышу, – и он худеет, и у него вновь появились угри, и наша учительница по охране здоровья говорит, что причина этого – стресс, и… и… я думаю, иногда он плачет. – На ее лице изумление, словно она и представить себе не может плачущего старшего брата. – А вдруг он покончит с собой? Вот чего я действительно боюсь, потому что подростковые самоубийства – большая проблема!
Это тоже с охраны здоровья, размышляет Ходжес. И чистая правда.
– Она ничего не выдумывает, – вставляет Барбара. – Это удивительная история.
– Тогда давайте ее выслушаем, – предлагает Ходжес. – С самого начала.
Тина набирает полную грудь воздуха и начинает.
К концу своего рассказа Тина заметно успокоилась. Ходжес с подобным уже сталкивался. Хороша исповедь для души или нет, но нервы она точно успокаивает.
Он открывает дверь в приемную и видит, что Холли сидит за столом, раскладывает на компьютере пасьянс. Рядом с ней пакет, в котором достаточно энергетических батончиков, чтобы прокормить всех четверых во время осады зомби.
– Заходи, Холс, – говорит он. – Ты мне нужна. И это прихвати.
Холли нерешительно входит, смотрит на Тину Зауберс и определенно успокаивается. Девочки берут по энергетическому батончику, и это еще больше успокаивает Холли. Берет батончик и Ходжес. Салат, который он съел на ленч, давно переварен, да и вегетарианский бургер был не слишком сытным. Иногда он грезит, как идет в «Мак» и заказывает все меню.
– Вкусно, – говорит с полным ртом Барбара. – У меня малиновый. А у тебя, Тинс?
– Лимонный, – отвечает та. – Тоже вкусный. Спасибо, мистер Ходжес. Спасибо, мисс Холли.
– Барб, – спрашивает Холли, – а где ты сейчас, по мнению твоей мамы?
– В кино, – отвечает Барбара. – Снова смотрим «Холодное сердце», караоке-версию. Ее показывают каждый день в «Синема-севен». Давным-давно. – Повернувшись к Тине, она закатывает глаза, та отвечает тем же. – Мама сказала, что домой мы можем приехать на автобусе, но не позже шести вечера. Тина ночует у нас.
Времени не много, думает Ходжес.
– Тина, я хочу, чтобы ты рассказала все снова, чтобы Холли могла послушать. Она – моя помощница, очень умная. И умеет хранить секреты.
Тина рассказывает, более подробно, потому что заметно успокоилась. Холли внимательно слушает, ее нервные тики практически исчезают, как бывает всегда, если она чем-то полностью поглощена. Остаются только непрерывные движения пальцев. Она барабанит ими по бедрам, словно по невидимой клавиатуре.
– Деньги начали приходить в феврале две тысячи десятого? – спрашивает Холли, когда Тина замолкает.
– В феврале или в марте, – отвечает та. – Я помню, потому что родители тогда постоянно ссорились.
Понимаете, отец потерял работу… и у него болели ноги… и мама кричала на него из-за курения, потому что сигареты стоили дорого…
– Ненавижу крики, – буднично заявляет Холли. – От них у меня скручивает желудок.
Тина бросает на нее благодарный взгляд.
– Разговор о дублонах, – вмешивается Ходжес. – Он состоялся до или после того, как начали приходить деньги?
– До. Но незадолго, – без запинки отвечает Тина.
– И пятьсот долларов приходили каждый месяц, – уточняет Холли.
– Иногда чуть чаще, скажем, раз в три недели, иногда реже. Когда проходило больше месяца, родители думали, что это конец. Однажды денег не было шесть недель, и я помню, как папа говорил маме: «Что ж, хорошо, что они вообще были».
– Когда это произошло? – Холли наклоняется вперед, ее глаза сверкают, пальцы больше не барабанят. Ходжесу она такой нравится.
– Ммм… – Тина хмурится. – Примерно в мой день рождения. Когда мне исполнилось двенадцать. Мы его праздновали без Пита. Как раз начались весенние каникулы, и друг Пита Рори пригласил его поехать на неделю в парк развлечений Диснейуорлд. Это был плохой день рождения. Я так завидовала, что он поехал, а я… – Она замолкает, смотрит на Барбару, на Ходжеса, наконец на Холли, в которой, похоже, видит маму-утку. – Вот почему деньги в тот раз пришли поздно! Да? Потому что он был во Флориде!
Холли бросает взгляд на Ходжеса – в уголках губ теплится подобие улыбки, – потом снова поворачивается к Тине.
– Вероятно. Всегда двадцатки и полусотенные?
– Да. Я часто видела эти деньги.
– И когда все прекратилось?
– В прошлом сентябре. Когда начались занятия в школе. В последнем конверте лежала записка. Что-то вроде: «Это последние. Сожалею, больше нет».
– И сколько прошло времени, прежде чем ты сказала брату, что, по твоему мнению, деньги посылал он?
– Не очень много. Он так и не признался, но я знаю, что это он. Может, это я во всем виновата, потому что продолжала твердить о Чэпл-Ридж… и он сказал, что хотел бы, чтобы деньги не закончились и я могла перейти… может, он сделал что-то глупое и теперь сожалеет, но уже п-п-поздно!
Тина снова плачет, Барбара обнимает ее и пытается успокоить, Холли принимается барабанить пальцами по бедрам, но других признаков нервозности не выказывает: она ушла в свои мысли. Ходжес буквально видит, как вращаются шестеренки у нее в голове. У него тоже есть вопросы, но пока он с готовностью уступает инициативу Холли.
Когда всхлипывания Тины затихают, Холли продолжает:
– По твоим словам, ты как-то вечером зашла в его комнату, а он держал в руках записную книжку. Которую с виноватым видом убрал под подушку.
– Да.
– А деньги вскоре закончились?
– Думаю, да.
– Это была одна из его школьных тетрадей?
– Нет. В черном переплете, по виду дорогая. И с эластичной лентой снаружи.
– У Джерома такие записные книжки, – вставляет Барбара. – «Молескины». Можно мне еще один энергетический батончик?
– Конечно, – отвечает Ходжес.