Задание у спасателей было коротким и категоричным: любой ценой спасти профессора Лемье и доставить его в Сан‑Франциско, а оттуда наземным транспортом под особой охраной отправить в Неваду. Спасение остальных пассажиров и пилотов борта‑39, разумеется, тоже планировалось, однако не в ущерб главной задаче.
В окрестностях Гавайских островов было сравнительно тихо, буря бушевала севернее. Но Густав Хендерсон, бывалый шкипер, которого за глаза называли Веселым Роджером (хотя внешне он совершенно не походил на известную пиратскую эмблему и в прежние времена имел другую кличку – Толстый Викинг), внимательно прочитав сводку погоды в районе поисков, высказался по поводу предстоящей экспедиции вполне определенно:
– Дохлый номер. В такой шторм мы никого не найдем. Даже если они уцелеют и выйдут на связь, запеленговать их можно с точностью максимум в несколько миль, а видимость – от силы десять кабельтовых.
– Хуже другое, – задумчиво разглядывая карту, сказал штурман его судна с гордым именем «Орион». – До них почти тысяча миль – это часов тридцать пути, а в такую погоду и все сорок. А за это время в бурю можно тысячу раз погибнуть и заодно навсегда сойти с ума.
– Я про это и говорю, – ответствовал Хендерсон, после чего лично встал за штурвал «Ориона» и повел его к выходу из порта.
Спасатели держали курс к тому месту, где находился самолет, когда из него выпрыгнул профессор Лемье. Хотя они прекрасно понимали, что ветер и море должны были отнести парашютистов на много миль в сторону от этой точки, других ориентиров не было, и большие океанские буксиры со специальным оборудованием пробивались в заданный район практически без надежды на успех.
– Хорошо еще, что лето и широты низкие, – заметил все тот же Хендерсон. – Если не утонут, то могут и выжить. Не то что на севере – если упал в воду, то считай себя покойником.
– Если бы «Титаник» тонул в тропиках, жертв было бы в десять раз меньше, – кивнул головой штурман, который был моложе Хендерсона и плавал на спасательных судах сравнительно недолго.
– Не забывай про акул. У них обычно хороший аппетит, и чем дальше к югу – тем их больше. Скушают и, как звать, не спросят.
– Бррр, – штурмана передернуло, и он, отвернувшись в сторону бушующего моря, сказал: – Нет, уж лучше умереть от холода, чем в желудке акулы.
– Не переживай, – махнул рукой Хендерсон. – В этом случае ты умрешь гораздо раньше, чем доберешься до акульего желудка. Сначала она перекусит тебя пополам, а уж потом…
– Ну и черный у вас юмор, шкипер, – еще раз вздрогнув, заметил штурман.
– Работа такая, – пожав плечами, ответил Веселый Роджер.
– А почему все‑таки начальство не хочет объявить SOS? – поинтересовался штурман. – Ведь там рядом коммерческая трасса. Пока мы доберемся, их вполне могут подобрать гражданские суда. Во всяком случае, шансов больше.
– Начальство трясется за свою задницу. Этот Лемье набит секретами по самую макушку, и они скорее согласятся его утопить, чем позволят каким‑нибудь русским или китайцам выловить его из воды. Ты думаешь, они зря посадили к нам эту береговую шишку? – С этими словами шкипер ткнул пальцем в пол. Там, внизу, в кубрике, страдал морской болезнью офицер ВВС, который должен был взять под охрану профессора Лемье и его секреты, – конечно, если профессор не утонет к тому времени, когда спасатели достигнут места катастрофы.
– Капитан, с берега передали уточняющие сведения, – раздался по внутренней связи голос радиста.
– Излагай, – скомандовал Хендерсон.
– Либерийский сухогруз передал «Всем! Всем! Всем!», что прямо ему на голову свалился большой самолет.
– Капитан, с берега передали уточняющие сведения, – раздался по внутренней связи голос радиста.
– Излагай, – скомандовал Хендерсон.
– Либерийский сухогруз передал «Всем! Всем! Всем!», что прямо ему на голову свалился большой самолет. В штабе думают – это наша птичка. Тут координаты.
Радист продиктовал цифры, и штурман молча уткнулся в карту.
– Ерунда это все, – сказал шкипер. – Ну, свалился, и что с того? Он мог еще не одну сотню миль пролететь на автопилоте после того, как все с него спрыгнули.
Он склонился к переговорному устройству и попросил радиста:
– Уточни, когда упала птичка.
– А только что, – без промедления ответил радист.
– Так сразу докладывать надо, если знаешь, – рявкнул шкипер и принялся сопоставлять данные, бормоча что‑то вслух.
Получалось, что после, прыжка профессора лайнер летел еще минут сорок. Вполне достаточно, чтобы все успели спрыгнуть. Только разнести их должно было при этом на десятки миль.
Придя к такому выводу, Хендерсон снова обратился к радисту по внутренней связи:
– Запроси берег, как там дела у «Линкольна»? И насчет группы из Фриско тоже.
Радист несколько минут молчал, потом сообщил:
– «Линкольн» будет готов к выходу только через несколько часов. Группа из Фриско уже вышла, но будет на месте позже нас.
Крейсер «Авраам Линкольн» получил команду выйти из Пирл‑Харбора на поиски профессора Лемье и остальных по мере готовности к походу. Но выход задерживался – на крейсере шел текущий ремонт механизмов, а часть экипажа находилась в увольнении, и это создавало проблемы.
К месту гибели борта‑39 спешили также корабли ВМС США, находившиеся на момент катастрофы в открытом море. Некоторые из них имели шанс добраться до места раньше штатных спасателей, однако все равно не раньше чем через 10 – 15 часов.
А за десять часов ой как много чего может случиться!
Утонуть, во всяком случае, можно и за десять минут. А кое‑кто и за десять секунд ухитряется.
17
Утонуть в бушующем океане можно очень даже быстро. Выжить в этих условиях в течение многих часов гораздо сложнее. Харви Линдсей, повредивший ногу при падении и лишенный даже элементарного спасательного жилета, давно уже должен был стать мертвецом, да, видно, бог, судил иначе.
Уже то, что он не убился сразу при падении с километровой высоты без парашюта, а умудрился в свободном падении попасть в объятия к коллеге, у которого был парашют, могло однозначно считаться чудом. Но вдвойне чудесным было то, что он до сих пор не утонул. Харви давно потерял всякое представление о времени, но по‑прежнему цепко держался за спасательный жилет товарища по несчастью, и океан, как ни старался, а все‑таки не мог оттащить их друг от друга.
Большой удачей было еще и то, что оба они не страдали от переохлаждения. Температура воды была всего на несколько градусов ниже температуры человеческого тела, а в таких условиях в ней можно находиться очень долго безо всякого вреда для здоровья.
Вот только волны все время захлестывали обоих офицеров с головой, и при неаккуратном вдохе ничего не стоило захлебнуться. Джона Рафферти, того офицера, у которого, на счастье Харви, оказался и парашют, и спасательный жилет, как пробку выкидывало обратно на поверхность воды, и он тянул за собой спутника, однако следующая волна накатывала тут же, и парни не всегда успевали сделать полный вдох.
Борьба со стихией выматывала их, отбирая последние силы. Особенно страдал, конечно, Харви, и казалось, что вот‑вот его руки не выдержат и разожмутся – и тогда у него не останется никаких надежд на спасение. Правда, Рафферти помогал ему словом и делом. Харви давно оторвался бы, но Джон крепко держал его за рубашку и брючный ремень.