Прогулкасним дала мне
более хорошее самочувствие, чем если бы он попытался разговором развеять мою
мрачность.
Мы вернулись к его дому в конце дня. Я был голоден. Поев, мы уселись на
еговеранде.Небобылочистым,дневнойсветнавевалпокой,яхотел
разговаривать.
- Я несколько месяцев чувствовал себя не в своей тарелке, - сказал я. -
было что-то очень пугающее в том,что делали вы с доном Хенаров последний
раз, когда я здесь был.
Дон Хуан ничего не сказал. Он поднялся и обошел вокруг веранды.
- Я должен поговорить об этом, - сказал я. - это ставит меня в тупик, и
я не могу перестать размышлять об этом.
- Ты боишься? - спросил он.Я не боялся, нобыл ошеломлен, перегружен
тем, что я увидели услышал. Дыры в моем рассудкебыли такими гигантскими,
что я должен был или чинить их или выбросить свой рассудок совершенно.
Мои замечания рассмешили его. - Не выбрасывай пока что свой рассудок, -
сказал он. -не время для этого. Хотя это и произойдет,но я не думаю, что
сейчас как раз тот момент.
- Нужно ли мне пытаться найти объяснение тому, что случилось?
- Конечно, -ответил он.- этотвой долг -успокоить свой ум. Воины
выигрываютсвои битвы не потому, что они бьются головой об стенку, а потому
что они берут эти стены. Они не преуменьшают их.
- Как же я могу перепрыгнутьчерез эту?- спросил я.- Рассматривать
все таким образом, - сказал он, садясь рядом со мной. - Есть три рода плохих
привычек,которымимыпользуемсявновьивновь,когдавстречаемсяс
необычнымижизненными ситуациями.Во-первых,мыможем отрицатьто,что
происходит или произошло, и чувствовать, что этого как бы вообщеникогда не
было.
Это путь фанатика. Второе - мы можемвсе принимать зачистуюмонету,
как будто мы знаем, что происходит. Это путь набожного человека. Третье - мы
можемприходить в замешательство перед событием,потому чтомы и не можем
его отбросить,и не можем чистосердечно принять. Это путь дурака. Твой путь
-есть четвертый: правильный - путь воина. Воин действует так, какесли бы
никогда и ничего не случалось,потому чтоон ни во что не верит. Иоднако
же,онпринимаетвсезачистуюмонету. Онпринимает,непринимая, и
отбрасывает, не отбрасывая. Он никогданечувствует себя знающим и в то же
времяон никогдасебя не чувствуеттак, какесли быникогданичегоне
случалось. Он действует так, как будтоонв полном контроле,даже хотяу
него можетбытьсердце ушло впятки.Еслидействуешь такимобразом, то
замешательство рассеивается. Мы долгое время молчали. Словадона Хуана были
для меня подобны бальзаму.
- Могу я говорить о доне Хенаро и его дубле? - спросил я. - Это зависит
оттого,чтотыхочешьсказатьонем,-ответилон.-тыхочешь
индульгировать в том, что ты в замешательстве?
- Я хочу индульгировать в объяснениях, - сказал я.
- я в замешательстве
потому,чтонесмелприйтитебя увидеть инемог поговоритьосвоих
затруднениях и сомнениях с кем-либо.
- Разве ты не говоришь со своими друзьями? - Я говорю, но как они могут
мне помочь?
- Я никогда не думал,что тебенужна помощь. Ты должен культивировать
чувство, что воин не нуждается ни в чем. Ты говоришь, что тебе нужна помощь.
Помощьвчем?Утебяестьвсенеобходимое длятогоэкстравагантного
путешествия, которым являетсятвоя жизнь.Я пытался научить тебя тому, что
реальнымопытомдолженбытьчеловек,и что то, что важно, такэто быть
живым. Жизнь-маленькаяпрогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь
сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.
Воинпонимает это и живетсоответственно. Поэтому можно сказать,без
предвзятости, что опыт всех опытов - это быть воином.
Казалось, он ждал, что я что-нибудь скажу. Я секунду колебался. Я хотел
тщательно подобрать слова.
-Есливоину нужноутешение,-продолжалон. - он просто выбирает
любого ивыражает этому человеку все деталисвоего замешательства. В конце
концоввоин не ищет того,чтобы его поняли или помогли. Говоря, онпросто
снимает с себя свой груз.Но это при том условии, что у воина есть талант к
разговору. Если у него нет такого таланта, то он не говорит ни с кем.Но ты
живешь не совсем как воин, покрайней мере пока что. Ипровалы, которые ты
встречаешь, должны действительно быть монументальными. Я тебе сочувствую.
Он не былрассеянным или поверхностным. Судя по участию вего глазах,
казалось,он находилсяздесь самсобой. Онподнялся ипогладил меняпо
голове.Пройдя взад-вперед по веранде, он спокойно осмотрел чапараль вокруг
дома. Его движения пробудили во мне чувство беспокойства.
Для того,чтобы расслабиться, я началговоритьосвоейпроблеме. Я
чувствовал,чтодляменяужеабсолютнопозднопритворятьсяневинным
наблюдателем.Подего руководствомянатренировалсядостигатьстранных
восприятий, такихкак"остановкавнутреннего диалога"иконтролирование
своих снов. Это былитакиемоменты,которыенельзя былоподстроитьили
сброситьс весов. Яследовал егосоветам, хотя ине всегда буквально,и
частичнопреуспел вразрушении распорядка дня, принятия ответственности за
своипоступки, стирании личнойисториии,наконец,пришелктому, что
нескольколет назад приводиломеня вужас.Ясмогоставатьсяодин без
нарушениямоего физического илиэмоционального самочувствия.Пожалуй, это
был мойединственный наиболее поразительный триумф.Сточкизрениях моих
прежнихпредположений и настроений,находиться в одиночестве и "не сойти с
ума" было немыслимымсостоянием. Я остро чувствовалвсе изменения, которые
произошливмоей жизнии в моемвзгляде на мир. И я осознавал также, что
бытьнастолько затронутым откровением дона Хуанаидона Хенароодубле,
является в какой-то мере чрезмерным.