Ладно, я постараюсь помочьтебе.
Конечно,яничегонескажуТраско, ноонисамскорообовсем
догадается, и тогда мне солоно придется за то, что я скрыл от него,кто
ты.
- Да, - подтвердила девочка и до крови закусила губу.
Кливотодрал прилипшие к ее спине ошметки старой вонючейшкурыи
начал аккуратно промывать раны, оставленные кнутом.
- Спасибо, - сказала вдруг она.
Кливтолько фыркнул, полагая, что ведет себя глупее, чем тот,кто
вздумалбы нагишом сражаться с морозом, однако душа у раба была добрая,
ионвздрагивал, будто от собственной боли, всякий раз, когда судорога
пробегалапотелудевочки. Вымыв начисто больную спинуипокрывее
густым слоем белой мази, Клив выпрямился и наказал Ларен:
-Лежитихо. Я принесу тебе поесть. Траско не велелдаватьтебе
много похлебки, чтобы у тебя кишки не лопнули после того, как ты столько
дней голодала.
- Знаю, - ответила она, - я слышала, что он говорил.
Большедевочка ничего не сказала, молча выжидая, пока Клив покинет
маленькуюкомнату.Тогдаонаогляделась.Чистаякомнатасо
свежевыбеленнымистенами.Онабольшепривыклактемнымдеревянным
помещениям, где сидели нарядно одетые люди и пахло благовонными свечами.
Эточто-тоновое,белизна смотрелась здесь очень странно.Вкомнате
стоялатолькоодна кровать, та самая, на которой она лежала,рядомс
кроватью-небольшойстол, на столе - свеча.Высокоеокноукрашала
меховаязанавесь, днем ее отдергивали, и сейчас в комнату,нарадость
Ларен,струилсяясныйсолнечный свет. Глядянавеселыйлучсвета,
девушкагадала,какая участь постигла Таби, стараясьхотьнаминуту
забыть о слишком хорошо ей известном ответе на этот вопрос. Боль когтями
рвалаееспину, но иная, сильнейшая боль сдавила грудь Ларен:онане
сумеласпасти Таби. Ларен давно уже не была наивной девочкойизнала,
чтождет ребенка, оставшегося в невольничьей яме: он умрет. Она нераз
видела, как умирают такие дети. Или же дикие, чуждые привычных ей нравов
людикупятего, чтобы позабавиться, пока не прискучит. В любомслучае
Таби обречен.
Лареннеплакала.Слезы остались в далеком прошлом,впрошлом,
котороеейказалосьтеперь смутным, поблекшим, размытым,дажесамые
яркиеегочертыбыстро,очень быстростерлисьподгнетомголода,
униженийияростнойборьбы за жизнь Таби. “Бытьможет,пришлапора
покончитьсо всем этим, нет смысла сопротивляться”, - думала Ларен.До
сихпор она держалась ради Таби, твердила себе, что обязана беречь свою
жизнь,чтобысохранитьжизньмальчику.Ейприходилосьнелегко-
ненавистьктем,кто обрек ее на эту жизнь, по-прежнемусжигалавсе
внутри,мысльомести пылала столь же ярко, как всамомначале,и,
казалось, больше никаких чувств в душе Ларен не могло уцелеть.
Но сней
оставался Таби, ее маленький братишка, и душа Ларен продолжалажить,и
потому ее решимость никогда не слабела. Если бы Таби не было с ней, если
быонненуждалсяв защите, если бы Ларен не знала,чтоеесмерть
означает неминуемую гибель Таби, она давно бы сдалась, закрылаглазаи
умерла. А теперь кончено - Таби умрет. Однако умрет он еще не сейчас, не
сразу.Если Таби сегодня никто не купил, то он ночует в теснойгрязной
хижине,примыкающейкневольничьемурынку.Мальчиксовсемодин,
голодный, напуганный. Ларен знала, что брат надеется только нанее,но
сглупила: при всех ударила Траско, и новый хозяин излупцевал еекнутом.
Теперьона лежит беспомощная, как новорожденный щенок, и даже наспину
перевернуться не может. Ладно, щенок и то лучше, чем бельчонок. При этой
мыслиЛарен покачала головой и начала приподниматься на локтях.Резкая
больпронзиласпину,обвиласьвокруггруди,Ларензадохнулась,
почувствовав,что ей и дышать больно, однако она стерпелаэтумукуи
продолжалаподниматься.Просто удивительно, каклегкоонапереносит
теперьто,что раньше могло бы сразу убить ее. Неужелиэтоонабыла
jncd`-то такой нежной, ранимой и слабой?
Страшнохотелосьесть.Ларенпочуялаароматкрепкойбараньей
похлебкиещепрежде,чемуслышалашагиКлива.Ротеемгновенно
наполнился слюной.
-Лежикаклежишь, я подложу подушку под грудь, чтобытымогла
приподнять голову.
Ложкуза ложной Клив скармливал ей горячую похлебку. Ларен ощущала
теплопищинетольково рту и горле, но и в желудке.Головаслегка
закружиласьотнепривычного ощущения сытости,всетелосогрелосьи
словновновьнабралось сил. Однако Ларен понимала, какобманчивоэто
состояние, она знала, что ее слишком много испытавшее тело подведетпри
малейшемусилии. Она ела и ела, пока не показалось дно миски, итолько
тогда подняла взгляд на Клива:
- Еще!
Он покачал головой:
- Нельзя, тебя стошнит. Траско в таких делах разбирается.
-Что он понимает в этом? Выглядит он так, будто всю жизнь естне
переставая.-Онапродолжала спорить, хотязнала:Траскоправ,но
желудокЛарениспытывал такое наслаждение, что онахотеланепременно
получить добавку, пусть потом ей придется извергнуть все съеденное.
- Теперь поспи, и тебе станет лучше.
- Который час?
- Полдень.
- Ты очень уродлив, Клив. Что случилось с тобой?
На миг он замер, потом рассмеялся резким скрипучим смехом - похоже,
этот человек давно отвык веселиться.
-О,эточудесная история, одна из тех, внимаякоторымженщины
плачут,амужчинысжимаюткулаки от зависти.Да,этовеликолепное
приключение, при одной мысли о нем душа моя поет.
-Прости, я обидела тебя.