Обезумевший отец прыгает в машину и гонит по шоссе в Иерусалим. Как доехал, как не врезался в кого-то… не помнит!
Вбегает в подъезд, открывает дрожащей рукой дверь квартиры… В доме работает телевизор, транслируя столь знакомые каждому израильтянину кадры: «амбулансы» и полицейские машины с мигалками, бегущие с носилками санитары, перекошенные лица людей… В кресле сидит с книжкой его заплаканная дочь, и отрешенно смотрит на мелькающие кадры.
– А-агния! – заикаясь от пережитого страха, выдавливает отец… – Что?.. Что?!
– Все очень плохо, папа… – горестно отвечает она. – Янки взяли Атланту.
Вы догадываетесь, какая книга лежит у нее на коленях? Правильно, «Унесенные ветром». Вот о ком она плачет, глядя в экран, демонстрирующий ей наши реальные ужасы.
Главное, интересно видеть, как преломляется в наших детях наше детство – его мифы, страшилки… идолы его. Все наши религии…
Режиссер Игорь Мушкатин рассказывал, как однажды весной к ним прибежала из садика пятилетняя внучка. По-хозяйски обежала квартиру, выскочила на балкон… Крикнула возмущенно: – Деда! А почему флаг не висит?
– Флаг? С какой стати?
– Но ведь праздник сегодня, праздник! Нужно повесить наш израильский флаг!
Дед задумался, вспоминая – какой же такой праздник? Вроде никакого…
– Ты путаешь, детка…
Та даже зашлась в крике: – Ты что, не знаешь, какой сегодня праздник?! Христос воскрес!
Иногда вспомнишь, в какой стране выросла: боже, думаешь, какие речевки мы толкали! какие революционные песни вытягивали детскими голосами! А как зубрили в институтах «Капитал» Маркса!.. И ничего ведь, остались в своем уме, с хорошим здоровым прищуром внимательных глаз… Не знаю, что спасало – может, чувство юмора?
Картинка по теме:
Мой приятель живет в Америке уже много лет. Жена у него – американка, двое американ-ских детей. Рабочий язык в семье английский. Короче, совсем иная, инакая жизнь, в которой он варится лет уже семнадцать.
И вот кто-то из друзей подарил им щенка японской породы акито. Порода редкая, особенная, собака эта призвана охранять священную особу императора. И поскольку обитает во дворце, есть некоторая тонкость в воспитании этих щенков. Дабы не случился с собакой конфуз прямо перед императором, справлять большую нужду ее учат только по определенному слову. Причем, надо это слово выбрать, сообразуясь с его малоупотребляемостью. Дабы случайно не произнести.
Так вот, щенок оказался чудесным, умненьким, легко поддавался дрессировке… Надо было только слово выбрать, да такое, какое в доме никогда не произносится. И стал мой приятель думать, перебирать разные слова. Пока в конце концов не понял, что никогда в доме не произно-сится имя основоположника марксизма.
Отлично! Натаскал он щенка, выводит гулять, и как только гаркнет: «Маркс!» – собачка послушно приседает, умница.
И вот однажды – проспал, не успел собаку вывести, – понадеялся на детей, которые привыкли, что с собакой папа выходит… То, се… Сидел на работе, как на иголках: волновался – вспомнит ли жена заветное слово, собачке ведь позарез нужно. А у жены, как назло, мобильник отключен.
Примчался он домой – там ни жены, ни собаки. Выбежал в лесок, где обычно пса выгули-вал… И уже подбегая к опушке, услышал отчаянное, хриплое:
– Лэнин!.. Тхоцкий!.. Лэнин!..
Видит, сидят эти две дуры: одна плачет горькими слезами, – не может вспомнить завет-ного слова. Другая тоже плачет, замучалась: не может опростаться.
Он подбежал, издалека вопя: «Ма-а-ркс! Ма-а-аркс!!» Собака присела, скуля от облегчения.
И еще по поводу перерождения мифов.
У нас во дворе живет симпатичная семья: мама, папа и шестилетний Даня.
У нас во дворе живет симпатичная семья: мама, папа и шестилетний Даня. Он – интел-лектуал, чемпион младшей школы по шахматам, мальчик читающий и, в общем, хорошо говоря-щий по-русски.
Встречаю его как-то во дворе, с мамой. Только что они вернулись из России, где Даня по-бывал впервые.
– Даня, – спрашиваю я, – понравилось тебе в Москве?
– Очень! – выпаливает с сияющими глазами.
– А что больше всего понравилось?
Он, светло улыбаясь, говорит:
– Бомж.
Я недоуменно поднимаю глаза на маму.
– Ага, – продолжает Даня. – Бомжик… Замечательный такой, с косичками, лежал на Красной площади на газетках…
Вдруг замолчал, робко взглянул на маму:
– Мам, не рассказывай! Не рассказывай!
– Да ладно уж, – говорит мама, подмигивая мне. – Просто Даня подумал, что это Ленин выполз из Мавзолея…
Мы расхохотались над смущенным шестилетним интеллектуалом, а я подумала – да-а… великий Ленин в Мавзолее – это не его миф, слава богу. Вспомнила, как меня в пионеры принима-ли, как я шла – в ноябре – в расстегнутом пальто, чтобы прохожие видели красный галстук…
А в моей семье бытовала одна примечательная фраза бабушки:
– Мамэлэ, – говорила она. – Помни: самое страшное, это – юные ленинцы.
И была права: шоссе «Юные Ленинцы», которое каждый день я пересекала по дороге в школу, было загруженным и опасным. Там всегда случались какие-то дорожные происшествия.
– МНОГИЕ РОДИТЕЛИ ЗАПИСЫВАЮТ ЗА ДЕТЬМИ КАКИЕ-ТО ЗАБАВНЫЕ СЛОВЕЧКИ, ВЫРАЖЕНИЯ. ВАМ ЖЕ ПО ПРОФЕССИИ САМ БОГ ВЕЛЕЛ… ИЛИ ТОЖЕ ВСЕ РУКИ НЕ ДОХОДИЛИ?
– Ну, уж это – извините! Тут – сфера профессиональная. Я не только за своими записы-вала, но в начале девяностых, редактируя в Израиле газету, открыла в ней рубрику «Говорят де-ти». Поначалу вывалила туда все, что насобирала от своих собственных, а потом уже многие папы и мамы, дедушки и бабушки, стали присылать мне свои коллекции.
Ведь детское восприятие мира – совершенно уникально. Тут любое удивленное слово – будто Божья роса. На детей у меня в компьютере целое «досье» хранится.
Некоторыми перлами могу поделиться.
* * *
Димка (три года) все время клянчит у меня брата или сестру.
– Купи, – просит, – купи…
Я отговариваюсь, что денег нет совсем… Однажды за ужином в компании взрослых он вдруг объявляет:
– А мама меня обманула насчет что детей дорого купить…
За столом воцаряется заинтересованная тишина. Взрослые решили, что сейчас, просве-щенный кем-то во дворе, Димка поведает, наконец, откуда берутся дети.
– Обманула, – горько продолжил он, – говорила – «нет денег, нет денег»… А я сегодня видел – у нее в кошельке много денежек…
* * *
Он совсем отчаялся заполучить хоть какую-нибудь завалящую сестру. Мне тоже надоело его нытье.
– Слушай, Димка, давай лучше купим собаку! – вдруг осеняет меня. Он даже не меняет плаксивое выражение лица. Говорит безнадежным тоном:
– Да-а! Я зна-а-ю… Ты все обещаешь, обещаешь… а сама ни ребенка, ни собаку не рожа-ешь…
* * *
Я забрала Димку из детсада пораньше, после обеда. Пока мы шли к остановке, он подробно и любовно перечислял – что давали на обед. Вечером, когда дурачась, я сгребла его в охапку и стала тискать, он с возмущением воскликнул:
– Осторожно!!! Не жми на живот, у меня же там обед!
* * *
Уже засыпая, трехлетний Димка говорит мечтательно: – Я вырасту, буду печатать на машинке, заработаю много денег и стану таксистом… Тебя буду целый день катать.