Он пробыл тут пару недель, жил в гостинице в Саммервельде. Отличный парень. Посмеяться любит. Говорил, что приехал сюда от своей тетки и что она классная. Когда лошади вдруг начали плохо выступать, он был единственным, кто не скис.
- А когда же это началось-то? - сочувственно спросил я.
- Да где-то в июне. С тех пор провели кучу проверок, отчего это они вдруг стали проигрывать: тесты на допинг, вет-осмотры и все такое.
- С Аркнольдом приятно работать? - спросил я.
Фарден моментально замкнулся в себе.
- Я на него работаю, и точка.
Я нашел Клагвойта в приемной и вернулся вместе с ним в паддок. По дороге его кто-то перехватил. Оставшись в одиночестве, я побрел в дальний конец ипподрома, к простой деревянной трибуне. Оттуда хорошо просматривался весь ипподром: длинные новые трибуны, кучка зонтиков, частные ложи, а позади - паддок и весовая.
И где-то там, встречаясь и расходясь, болтая, обмениваясь информацией и прихлебывая прохладительные напитки, бродили Данило и Аркнольд, Конрад и Ивен, Родерик и Клиффорд Венкинс, Квентин, Виви, Джонатан и Салли ван Хурен.
В тот же вечер, вернувшись в «Игуана-Рок», я заказал телефонный разговор с Чарли. И на следующее утро, в воскресенье, ровно в десять, мне его предоставили.
Слышно было так хорошо, словно между нами не шесть тысяч миль, а всего шесть. Чарли сказала, она рада, что я позвонил и что меня не убило током. Да, у нас об этом тоже вчера писали во всех газетах. Кое-кто с отвращением намекал, что все это подстроено.
- Да нет, - сказал я. - Я тебе потом расскажу, когда приеду. Как дети?
- Нормально. Крис хочет стать космонавтом, а Либби научилась говорить «бассейн», когда хочет купаться.
- Это замечательно! - сказал я, имея в виду успехи Либби, и Чарли согласилась, что да, это и вправду замечательно. - Я по тебе скучаю, - беспечно сообщил я.
Чарли так же небрежно ответила:
- Ты уехал всего четыре дня назад, а кажется, что ужасно давно.
- Я вернусь сразу после премьеры, - пообещал я. - А пока что я собираюсь осмотреть золотую шахту, а потом на несколько дней поеду в Национальный парк Крюгера.
- Везет тебе!
- Когда ребята вернутся в школу, устроим себе каникулы, - сказал я. - Поедем куда-нибудь вдвоем.
- Я это запомню!
- По твоему выбору. Так что думай пока, куда тебе хочется.
- Хорошо.
Она сказала это небрежным тоном, но я понял, что она очень рада.
- Слушай… На самом деле я звоню по поводу лошадей Нериссы.
- Ну что, ты уже узнал, что с ними не так?
- Еще не знаю. Но мне пришла в голову потрясающая мысль. Однако я пока не уверен. Ты не могла бы сделать для меня одну вещь?
- Какую? - спросила она.
- Мне нужно, чтобы ты заглянула в завещание Нериссы.
- Ничего себе! - ахнула она. - Как же, по-твоему, я это сделаю?
- Попроси ее. Не знаю, удастся ли тебе ее уговорить, но, если ей было приятно составлять завещание, возможно, она будет не прочь о нем поговорить.
- Ну ладно. Предположим, она разрешит мне на него взглянуть. Что конкретно тебя интересует?
- Меня интересует, в частности, собирается ли она оставить Данило основную долю наследства или только этих лошадей.
- Ладно… - сказала Чарли с сомнением в голосе. - Это очень важно?
- И да, и нет, - хмыкнул я. - Понимаешь, Данило сейчас здесь, в Африке.
- Что, правда? - удивилась Чарли. - Нерисса нам про это ничего не сказала.
- Нерисса и не знает, - ответил я.
Я описал ей золотого мальчика, описал Аркнольда и рассказал, что все лошади проигрывают примерно по одной схеме.
- Похоже на то, что с ними мухлюет сам тренер, - заметила Чарли.
- Да, сперва и я так подумал.
Но теперь… Понимаешь, я подозреваю, что это дело рук нашего калифорнийского мальчика.
- Не может быть! - удивилась она. - Что он с этого будет иметь?
- Налог на наследство.
Помолчав, Чарли недоверчиво сказала:
- Ты, наверное, шутишь?…
- Нет, серьезно. В любом случае это только гипотеза. Но пока что я не могу ничего доказать.
- Я не понимаю…
- Представь себе, - сказал я, - приезжает Данило в начале лета к своей тете, которую не видел много лет, а она ему говорит, что у нее болезнь Ходжкина. Ему было достаточно заглянуть в медицинский справочник, чтобы узнать, что эта болезнь смертельна.
- О господи! - вздохнула Чарли. - Ладно, давай дальше.
- Нериссе он очень понравился, - продолжал я. - Ну естественно, он очень приятный малый. Предположим, она сказала Данило, что решила оставить ему лошадей и некоторую сумму денег.
- Не слишком ли много предположений?
- Многовато, - согласился я. - Может, спросишь Нериссу? Узнай у нее, говорила ли она Данило, чем она больна и что она собирается оставить ему в наследство.
- Дорогой мой, но Нерисса будет в шоке, узнав, что она в нем ошиблась! - Чарли и сама пришла в волнение. - Она была так рада, что у нее есть кому оставить наследство…
- Ну, просто заведи с ней разговор на эту тему, если получится, и спроси мимоходом. Да, конечно, главное ее не расстраивать. На самом деле, может быть, лучше будет оставить Данило в покое. Я об этом полночи думал. Правда, он лишает Нериссу призовых денег, которые могли бы выиграть лошади. Как ты думаешь, ее бы это сильно расстроило?
- Да она бы только заинтересовалась! Вот как ты сейчас. Она бы, возможно, даже сказала, что это блестящая идея.
- Да… Конечно, он надувает еще и южноафриканскую публику, которая ставит на лошадей, но это же проблемы местных спортивных властей. Пусть они его сами ловят.
- А с чего ты взял, что это именно Данило?
- Понимаешь, - со вздохом признался я, - все это так неопределенно! Фактов ужасно мало. В основном случайные реплики и общее впечатление. Ну… Для начала, Данило был при лошадях, когда все это началось. Их жокей мне сказал, что Данило тогда, в июне, провел пару недель в Африке. Должно быть, это было сразу после того, как он побывал у Нериссы, потому что он говорил о ней. Потом он, видимо, на некоторое время вернулся в Америку, но лошади продолжали проигрывать, так что, видимо, Данило делал все это чужими руками. Да и вряд ли у него могла быть возможность сделать это самому. Но он, похоже, спелся со старшим конюхом Аркнольда. Надо признаться, что на этот счет у меня доказательств никаких, кроме того, как они переглядываются. Кстати, Данило совершенно не следит за своим лицом. Язык за зубами он держать умеет, а вот на лице у него все написано. Так что можно предположить, что именно Барти, старший конюх, устраивает так, что лошади проигрывают, а Данило ему за это платит.
- Ну ладно, предположим, ты прав. Но как?…
- Ну, есть только два совершенно не поддающихся раскрытию способа, которые можно использовать на протяжении длительного времени. Во-первых, это переработка: заставить лошадь перетрудиться дома на тренировке. Но в таком случае виноват всегда тренер, люди это замечают и начинают расползаться слухи. А во-вторых - старое доброе ведро воды. Думаю, именно этот способ и использует Барти.
- Не давать лошади пить, возможно, даже подсаливать корм, а перед скачкой споить ей пару ведер воды? - уточнила Чарли.
- Вот именно. Бедные животные не могут нормально пройти дистанцию, когда в брюхе у них бултыхается три-четыре галлона жидкости. А что до Барти… Даже если его самого нет поблизости, чтобы напоить лошадь в нужный момент, прочие конюхи так запуганы, что они, пожалуй, готовы себе уши отрезать, если он прикажет.
- Да, - сказала Чарли, - но ведь, если бы старший конюх делал это много недель подряд, тренер не мог бы не заметить?
- Я думаю, что он заметил, - согласился я.