Амеждутем,нет
ничего, что могло быбольшепотрястичеловека,чемэтонесчастье.Мне
известны и другие невзгоды,которыеобычносчитаютсялюдьмидостаточным
поводом к огорчению, но они едва ли могли бы задеть меня за живое,еслибы
мне пришлось столкнуться с ними; и действительно, когда они все жепостигли
меня, я отнесся к ним с полным пренебрежением, хотя тут были вещи, относимые
всеми к самым ужасным, так что я не посмел бы хвалитьсяэтимпередлюдьми
без краски стыда на лице. Ех quo intelligitur non in natura, sed in opinione
esse aegritudinem. {Из чего явствует, что огорчение существуетнесамопо
себе, но в нашем представлении [38] (лат.).}
Наше представлениеовещах-дерзновеннаяибезмернаясила.Кто
стремился с такою жадностью к безопасности и покою, как Александр Великийи
Цезарь к опасностямилишениям?Терес,отецСиталка,имелобыкновение
говорить, что, когда он не на войне, он не видит между собой и своим конюхом
никакого различия [39].
КогдаКатонвбытностьсвоюконсулом,желаяобеспечитьсебе
безопасность в нескольких городах Испании,запретилихобитателямносить
оружие, многие из них наложили на себя руки; Ferox gensnullamvitamrati
sine armis esse. {Дикое племя, которое не может представить себежизньбез
оружия [40] (лат.).} А сколько мы знаем таких, кто бежал от утехспокойного
существования у себядома,вкругуродныхидрузей,навстречуужасам
безлюдных пустынь, кто сам себя обрек нищете, жалкому прозябанию и презрению
света и настолько был удовлетворен этим образом жизни, что полюбил еговсей
душой! КардиналБорромео[41],скончавшийсянедавновМилане,вэтом
средоточии роскоши и наслаждений,ккоторымегомоглабыприохотитьи
знатность происхождения, и богатство, и самыйвоздухИталии,и,наконец,
молодость, жил в такой строгости, что одна и тажеодеждаслужилаемуи
зимою и летом, и ему было незнакомо другое ложе, кроме охапки соломы; и если
у него оставались свободные от егообязанностейчасы,онихпроводилв
непрерывных занятиях, стоя на коленях и имея возле своей книги немноговоды
и хлеба, составлявших всю его пишу, которую он исъедал,неотрываясьот
чтения. Я знаю рогоносцев, извлекавших выгоду из своей бедыидобивавшихся
благодаря ей продвижению, а между тем одно этословоприводитбольшинство
людей в содрогание. Если зрение и не самое необходимое из наших чувств,оно
все же среди них то, которое доставляет намнаибольшеенаслаждение;аиз
органов нашего тела,одновременнодоставляющихнаибольшеенаслаждениеи
наиболее полезных для человеческого рода, следует назвать, думается мне, те,
которые служат деторождению. А между тем,скольколюдейвозненавиделиих
лютой ненавистью толькоиз-затого,чтоонидарятнамнаслаждение,и
отвергли именно потому, что они особенно важны и ценны. Так жерассуждали
тот, кто сам лишил себя зрения [42].
А между тем,скольколюдейвозненавиделиих
лютой ненавистью толькоиз-затого,чтоонидарятнамнаслаждение,и
отвергли именно потому, что они особенно важны и ценны. Так жерассуждали
тот, кто сам лишил себя зрения [42].
Большинство людей, и притом самыездоровыесрединих,считают,что
иметь много детей - великое счастье; что до меня и еще некоторых, мы считаем
столь же великим счастьем не иметь их совсем. КогдаспросилиФалеса[48],
почему он не женится, от ответил, что не имеет охоты плодить потомство.
Что ценность вещей зависит от мнения, которое мыимеемоних,видно
хотя бы уже из того, что междунимисуществуетмноготаких,которыемы
рассматриваем не только затем, чтобы оценивать их, но и с тем, чтобы оценить
их для себя.
Мы не принимаем в расчет ни их качества, ни степени их полезности;для
нас важно лишь то, чего нам стоило добыть их, словно это есть самое основное
в их сущности: и ценностью их мы называем не то, чтоонивсостояниинам
доставить, но то,какойценоймысебеихдостали.Изэтогояделаю
заключение, что мы расчетливые хозяева и не позволяем себе лишнихиздержек.
Если вещь добыта нами с трудом, она стоит в нашихглазахстолько,сколько
стоит затраченный нами труд. Мнение, составленное нами овещи,никогдане
допустит, чтобы она имела несоразмернуюцену.Алмазупридаетдостоинство
спрос, добродетели -трудностьблюстиее,благочестию-претерпеваемые
лишения, лекарству - горечь.
Некто, желая сделаться бедняком, выбросил все свои деньгивтосамое
море, в котором везде и всюду копошится столько других людей, чтобыуловить
в свои сети богатство [44]. Эпикур [45] говорит, что богатство необлегчает
наших забот, но подменяет одни заботы другими. И действительно, не нужда, но
скорей изобилие порождает в нас жадность. Я хочуподелитьсянаэтотсчет
своим опытом.
С тех пор как я вышел из детского возраста, я испытал три родаусловий
существования. Первое время, лет до двадцати, я прожил, не имея никаких иных
средств, кроме случайных, без определенного положения идохода,зависяот
чужой воли и помощи. Я тратил деньги беззаботноивесело,темболеечто
количество их определяла прихоть судьбы. И все же никогдаянечувствовал
себя лучше. Ни разу не случилось, чтобы кошельки моих друзейоказалисьдля
меня туго завязанными. Главнейшей моей заботой я считал в те временазаботу
отом,чтобынепропуститьсрока,которыйясамназначил,чтобы
расплатиться. Этот срок, впрочем, они продлевали, можетбыть,тысячураз,
видя усилия, которые я прилагал, чтобы вовремя рассчитаться с ними; выходит,
что я платил имсощепетильноюи,вместестем,несколькоплутоватою
честностью. Погашая какой-нибудь долг,яиспытываювсякийразнастоящее
наслаждение: с моихплечсваливаетсятяжелыйгруз,ияизбавляюсьот
сознания своей зависимости. К тому же, мне доставляет некоторое удовольствие
мысль, что я делаю нечто справедливое и удовлетворяю другого.