Счастлив тот, кто сумел с такой точностью соразмерять своинужды,чтоего
средства оказываются достаточнымидляудовлетворенияих,безкаких-либо
хлопот и стараний с его стороны. Счастлив тот,когозаботаобуправлении
имуществом или о его приумножениинеотрываетотдругихзанятий,более
соответствующих складу его характера, более спокойных и приятных ему.
Итак, и довольство и бедностьзависятотпредставления,котороемы
имеем о них; сходным образом и богатство, равно как иславаилиздоровье,
прекрасны и привлекательны лишь настолько, насколько таковыми находят их те,
кто пользуется ими. Каждому живется хорошо или плохо в зависимости оттого,
что он сампоэтомуповодудумает.Доволеннетоткогодругиемнят
довольным,атот,ктосаммнитсебятаковым.Ивообще,истинными
существенным тут можно считать лишь собственное мнение данного человека.
Судьба не приносит нам ни зла, нидобра,онапоставляетлишьсырую
материю того и другого и способноеоплодотворитьэтуматериюсемя.Наша
душа, более могущественнаявэтомотношении,чемсудьба,используети
применяет их по своемуусмотрению,являясь,такимобразом,единственной
причиной и распорядительницей своего счастливого или бедственного состояния.
Внешние обстоятельства принимают тот илиинойхарактервзависимостиот
наших внутренних свойств, подобно тому, как нашаодеждасогреваетнасне
своей теплотою, но нашей собственной, которую,благодарясвоимсвойствам,
она может задерживать и накапливать. Тот, кто укутал бы одеждою какой-нибудь
холодный предмет, точно таким же образомподдержалбывнемхолод:так
именно и поступают со снегом и льдом, чтобы предохранить их от таяния.
Как учение - мука длялентяя,авоздержаниеотвина-пыткадля
пьяницы, так умеренность является наказанием дляпривыкшегокроскоши,а
телесные упражнения - тяготою для человека изнеженного и праздного,итому
подобное. Вещи сами по себе не являютсянитрудными,нимучительными,и
только наше малодушие или слабость делают их такими. Чтобы правильносудить
о вещах возвышенных и великих, надо иметь такую же душу; в противномслучае
мы припишем им наши собственные изъяны. Весло, погруженное вводу,кажется
над надломленным. Таким образом, важно не только то, что мы видим, но и как
мы его видим.
Аразтак,топочемусредистолькихрассуждений,которыестоль
различными способами убеждают людейотноситьсяспрезрениемксмертии
терпеливо переносить боль, нам не найти какого-нибудь годного также для нас?
И почему из такого множества доводов, убедивших в этомдругих,каждомуиз
нас не избрать для себя такого, который был бы ему больше по нраву?Иесли
ему не по силам лекарство, действующее быстро и бурно и исторгающееболезнь
с корнем, то пусть он примет хотя бы мягчительного, которое принесло быему
облегчение. Opinio est quaedam effeminata ас levis,necindoloremagis,
quam eadem in voluptate: qua,cumliquescimusfluimusquemollitia,apis
aculeum sine clamore ferre non possumus.
Opinio est quaedam effeminata ас levis,necindoloremagis,
quam eadem in voluptate: qua,cumliquescimusfluimusquemollitia,apis
aculeum sine clamore ferre non possumus. Totum in eo est, uttibiimperes.
{Бывает[унекоторых]такаяизнеженностьислабость,инетольков
страданиях, но и в разгар наслаждений; и когда из-за нее мыразмягчаемсяи
теряем всякую волю, то даже укус пчелы - и тот исторгает унасстенания...
Дело в том, чтобы научиться владеть собой [56] (лат.).}
Впрочем,итот,ктостанетчрезмерноподчеркиватьостротунаших
страданий и человеческое бессилие, не отделяется от философии. Вответему
она выдвинет следующее бесспорное положение: "Если жить внуждеплохо,то
нет никакой нужды жить в нужде".
Всякий, кто долго мучается, виноват в этом сам.
Кому не достает мужества как для того, чтобы вытерпетьсмерть,таки
для того, чтобы вытерпеть жизнь, кто не хочет ни бежать, нисражаться,чем
поможешь такому?
Глава XV
ЗА БЕССМЫСЛЕННОЕ УПРЯМСТВО В ОТСТАИВАНИИ КРЕПОСТИ НЕСУТ НАКАЗАНИЕ
Храбрости,какидругимдобродетелям,положенизвестныйпредел,
преступив который, начинаешь склонятьсякпороку.Вотпочемуонаможет
увлечь всякого, недостаточно хорошо знающего ее границы, - а установить их с
точностью, действительно, нелегко - к безрассудству, упрямству ибезумствам
всякого рода. Это обстоятельство и породило обыкновение наказывать вовремя
войны - иногда даже смертью - тех, кто упрямо отстаивает укрепленноеместо,
удержать которое, по правилам военной науки, невозможно. Иначенебылобы
такого курятника, который, в надежде на безнаказанность,незадерживалбы
продвижение целей армии.
ГосподинконнетабльдеМонморансиприосадеПавни[1]получил
приказание переправиться через Тичино и захватитьпредместьесв.Антония;
задержанный защитниками предмостной башни, оказавшими упорное сопротивление,
он все же взял ее приступом и велел повесить всех оборонявшихся вней.Так
же поступил он и впоследствии, когдасопровождалдофинавпоходепоту
сторону гор; после тогокакзамокВилланобылимзахваченисолдаты,
озверев, перебили всех, кто находился внутри, заисключениемкомендантаи
знаменосца, он велел, по той же причине,повеситьиэтихпоследних[2].
Подобную же участь и в техжекраяхиспыталикапитанБонн,вселюди
которого были перебиты при взятии укрепления; так приказал МартенДюБелле
[3], в ту пору губернатор Турмна. Но поскольку судить омощиилислабости
укрепления можно, лишь сопоставив свои силы с силамиосаждающих(иботот,
кто достаточным основанием стал бы сопротивляться двум кулевринам,поступил
бы как сумасшедший, если бы вздумал бороться против тридцати пушек),итак
как здесь, кроме того, принимается обычно врасчетмогуществовторгшегося
государя,егорепутация,уважение,котороеемудолжнооказывать,то
существуетопасность,чтонавесахегочашавсегдабудетнесколько
перевешивать.