Этот день, говорит один древний автор [10],
судит все моипрошлыегоды.Смертипредоставляюяоценитьплодымоей
деятельности, и тогда станет ясно, исходили ли мои речи толькоизустили
также из сердца.
Я знаю иных, которые своей смертьюобеспечилидобруюили,напротив,
дурную cлаву вcей своей прожитойжизни.Сципион,тестьПомпея,заставил
своей смертью замолкнуть дурное мнение, существовавшее онемпрежде[11].
Эпаминонд, когда кто-то спросил его,когожеонставитвыше-Хабрия,
Ификратаилисебя,ответил:"Чтобырешитьэтотвопрос,надлежалобы
посмотреть, как будет умиратькаждыйизнас"12.Идействительно,очень
многое отнял бы у него тот, кто стал бы судить о нем,непринявврасчет
величия и благородстваегокончины.Неисповедимаволягосподня!Вмои
времена три самых отвратительных человека, каких я когда-либознал,ведших
самый мерзкий образ жизни,тризаконченныхнегодяяумерликакподобает
порядочным людям и во всех отношениях, можно сказать, безупречно.
Бывают смерти доблестные и удачные.Так,например,язнавалодного
человека, нитьпоразительныхуспеховкоторогобылаоборванасмертьюв
момент, когда он достиг наивысшей точки своего жизненногопути;конецего
был столь величав, что, на мой взгляд, его честолюбивые и смелые замыслыне
заключали в себе столько возвышенного, сколько это крушение их.Онпришел,
не сделав ни шагу, к тому, чего добивался, ипритомэтосвершилосьболее
величественно и с большей славой, чем на это могли бы притязать егожелания
и надежды. Своей гибелью он приобрел больше могущества и более громкоеимя,
чем мечтал об этом при жизни [13].
Оценивая жизнь других, я неизменного учитываю, каков был конец ее, и на
этот счет главнейшее из моих упований состоит в том, чтобымоясобственная
жизнь закончилась достаточно хорошо, то есть спокойно и неприметно.
Глава XX
О ТОМ, ЧТО ФИЛОСОФСТВОВАТЬ - ЭТО ЗНАЧИТ УЧИТЬСЯ УМИРАТЬ
Цицеронговорит,чтофилософствовать-этонечтоиное,как
приуготовлять себя к смерти [1]. И это тем более верно, ибоисследованиеи
размышление влекут нашу душу за пределы нашего бренного "я", отрывают ееот
тела, а это и есть некое предвосхищение и подобие смерти; короче говоря, вся
мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся, в конечном итоге, ктому,
чтобы научить нас не бояться смерти. И в самом деле, либо наш разумсмеется
наднами,либо,еслиэтонетак,ондолженстремитьсятолькок
одной-единственной цели,аименно,обеспечитьнамудовлетворениенаших
желаний, и вся его деятельность должна быть направленалишьнато,чтобы
доставить нам возможность творить добро ижитьвсвоеудовольствие,как
сказано в Священном писании [2]. Все в этом мире твердо убеждены,чтонаша
конечная цель -удовольствие,испоридетлишьотом,какимобразом
достигнуть его; противоположное мнение было бы тотчасотвергнуто,ибокто
стал бы слушать человека,утверждающего,чтоцельнашихусилий-наши
бедствия и страдания?
Разногласия между философскими школами в этом случае - чисто словесные.
Tranacurramus sollertissimas nugas. Здесь больше упрямства и препирательства
по мелочам, чем подобало бы людям такоговозвышенногопризвания.Впрочем,
кого бы ни взялся изображать человек, он всегда играет вместе с темисебя
самого. Что бы ни говорили, но даже всамойдобродетеликонечнаяцель-
наслаждение. Мне нравится дразнить этим словом слух тех, кому онооченьне
по душе. И когда оно действительно обозначает высшую степень удовольствияи
полнейшую удовлетворенность, подобное наслаждение в большей мере зависитот
добродетели, чем от чего-либо иного. Становясь более живым, острым,сильным
и мужественным, такое наслаждение делается от этого лишь более сладостным. И
намследовалобыскорееобозначатьегоболеемягким,болеемилыми
естественным словом "удовольствие",нежелисловом"вожделение",какего
часто именуют. Что до этого более низменного наслаждения, то если оно вообще
заслуживаетэтогопрекрасногоназвания,торазвечтовпорядке
соперничества, а не по праву. Я нахожу, что этот вид наслаждения ещеболее,
чем добродетель, сопряжен с неприятностями и лишениямивсякогорода.Мало
того, что оно мимолетно, зыбко и преходяще, ему также присущи и свои бдения,
и свои посты, и свои тяготы, и пот, и кровь; сверхтого,снимсопряжены
особые, крайне мучительныеисамыеразнообразныестрадания,азатем-
пресыщение,дотакойстепенитягостное,чтоегоможноприравнятьк
наказанию. Мы глубоко заблуждаемся,считая,чтоэтитрудностиипомехи
обостряют также наслаждение и придают ему особую пряность, подобно томукак
это происходит в природе, где противоположности, сталкиваясь, вливают друг в
друга новую жизнь; но в не меньшее заблуждение мы впадаем, когда, переходя к
добродетели, говорим, что сопряженные с нею трудности и невзгодыпревращают
ее в бремя для нас, делают чем-то бесконечно суровым и недоступным, иботут
гораздобольше,чемвсравнениисвышеназваннымнаслаждением,они
облагораживают,обостряютиусиливаютбожественноеисовершенное
удовольствие, которое добродетель дарует нам. Поистине недостоинобщенияс
добродетелью тот, кто кладет начашивесовжертвы,которыхонаотнас
требует,иприносимыееюплоды,сравниваяихвес;такойчеловекне
представляет себе ни благодеяний добродетели, ни всей ее прелести. Есликто
утверждает, что достижение добродетели - дело мучительное итрудноеичто
лишь обладание ею приятно, это все равно как если быонговорил,чтоона
всегда неприятна. Разве есть у человека такие средства,спомощьюкоторых
кто-нибудь хоть однажды достиг полного обладанияею?Наиболеесовершенные
среди нас почитали себя счастливыми и тогда, когда имвыпадалавозможность
добиваться ее,хотьнемногоприблизитьсякней,безнадеждыобладать
когда-нибудь ею. Но говорящие так ошибаются: ведь погоня за всеми известными
нам удовольствиями сама посебевызываетвнасприятноечувство.