Если мы обратимся хотябыкнашимсобственнымрасчетами
соображениям, то и здесьпридетсяпризнать,чтоделонеобходитсябез
участия судьбы и удачи, ибо мудрость человеческая вэтихвещахмалочего
стоит. Чем острее и проницательнее наш ум, тем отчетливееощущаетонсвое
бессилие и тем меньше доверяет себе. Я держусь того же мнения, что иСулла,
и когда всматриваюсьболеепристальновнаиболеепрославляемыевоенные
деяния, то вижу, что те, кто руководит ими,прибегают,намойвзгляд,к
рассуждениям и составлению планов, так сказать, для очисткисовести,самое
главное и основное в своем предприятии предоставляя случаю, и, полагаясьна
его помощь, отваживаются на действия, неоправданныездравымсмыслом.Их
рассуждения перебиваются порою приливами внезапногодушевногоподъемаили
дикой ярости, толкающими их на самые необоснованные, по-видимому, решенияи
придающимиимсмелость,выходящуюзапределыблагоразумия.Это-тои
побуждало многих великих полководцев древности ссылаться наснизошедшеена
них вдохновение или указание свыше в видепророчествилизнамений,чтобы
внушить войскам доверие к их безрассудным решениям.
Вот почему, пребывая в неуверенности и тревоге, порождаемых в нас нашею
неспособностью видеть иизбиратьнаиболееправильноерешение,поскольку
всякое делосопряженострудностямииз-завсевозможныхслучайностейи
обстоятельств, на мой взгляд, самое надежное - даже если прочиесоображения
и не склоняют нас к этому - поступать возможно более честно и справедливо; и
когда нас одолевают сомнения, какойпутьсамыйкороткий,-предпочитать
всегда самый прямой. Так вот и в обоих, приведенных мною вышепримерахте,
на чью жизнь готовилось покушение, проявляли бы большедушевнойкрасотыи
благородства, простив покушавшихся, чем поступив по-иному. И если первыйиз
них все же кончил плохо, то тут его добрые намерения ни причем:ведьнам
совершенно не из вест но, избежал ли бы он уготованной емусудьбойгибели,
если бы поступил по-другому; но мы наверно знаем, что тогда оннеприобрел
бы той славы, которую ему доставило столь удивительное милосердие.
В исторических сочинениях мы встречаем великоемножествовластителей,
дрожавших за свою жизнь, причем большая часть ихпредпочиталаотвечатьна
заговоры и покушения местью и казнями; но я вижу из их числа очень немногих,
кому это средство пошло на пользу; пример - целый рядримскихимператоров.
Тот, кому грозит опасность подобного рода, недолженвозлагатьчрезмерных
надежд на свою силу или бдительность. В самом деле, что может бытьтруднее,
чем уберечься от врага, надевшего на себя личинунашегосамогопреданного
друга, или проникнуть в сокровенные мысли и побуждениятех,ктонаходится
постоянно около нас? Тут не помогут отряды иноземных наемников,непоможет
тесно обступившая стража: тот, ктоспрезрениемотноситсяксобственной
жизни,всегдасумеетлишитьжизнидругого.Ктомужевечная
подозрительность, заставляющая государя сомневаться вовсех,неможетне
быть для него крайне мучительной.
Ктомужевечная
подозрительность, заставляющая государя сомневаться вовсех,неможетне
быть для него крайне мучительной.
И все же Дион, предупрежденный о том,чтоКаллиппизыскиваетспособ
убить его, не мог заставить себя удостовериться вэтомизаявил,чтоон
скорей готов умереть, чем влачить столь жалкую жизнь, остерегаясь нетолько
врагов, но и друзей [7]. Подобные жечувстваещеярче,ипритомнена
словах, а на деле, проявил Александр, когда, извещенный письмом Пармениона о
том, что Филипп, его самый любимый врач, подкупленДарием,чтобыотравить
его, передал это письмо в руки Филиппу и одновременновыпилприготовленное
им питье. Не показал ли он этим, что, если друзья хотят убить его, он ничего
не имеет против того, чтобы ониэтосделали?Никтонесовершилстолько
отважных деяний, как Александр; но я не знаю вегожизнидругогослучая,
когда он проявил бы столько же твердости и столько же нравственнойкрасоты,
примечательной во всех отношениях. Те, ктосоветуетсвоимгосударямбыть
недоверчивыми и подозрительными, потому что этого якобы требуютсоображения
безопасности, советуют им идти навстречусвоемупозоруигибели.Всякое
благородное дело сопряжено с риском. Я знаю одного государя, наделенногоот
природы весьма деятельной и мужественной душой, которому каждодневно наносят
вред, советуя ему замкнуться в тесном кругу своих приближенных, не помышлять
ни о каком примирении со своими былыми врагами, держаться в стороне и,боже
упаси, доверяться более сильному, какие бы обещания ему ни давали и какие бы
выгоды ни сулили. Я знаю также другого государя, которому неожиданно удалось
достигнутькрупныхуспехов,потомучтоонпоследовалсоветам
противоположного рода. Доблесть,котороютакжаждутпрославиться,может
проявиться при случае столь же блистательно, независимо от того,надетоли
на нас домашнее платье или боевые доспехи, находитесь ли вы у себя домаили
в военном лагере, опущена ли ваша рука или занесена дляудара.Мелочноеи
настороженное благоразумие - смертельный враг великих деяний. Сципион, желая
добиться дружбы Сифакса, не поколебалсяпокинутьсвоивойскавИспании,
котораябылаещеоченьнеспокойнапосленедавнегозавоевания,и
переправиться в Африку на двух небольших кораблях, чтобы на враждебной земле
доверить свою жизнь никому не ведомому варварскомуцарьку,безкаких-либо
обязательств с его стороны, без заложников, полагаясь лишь на величие своего
сердца, на свою удачу, на то, что сулили его высокие надежды:habitafides
ipsam plerumque fidem obligat. {Доверие, по большей части, вызывает ответную
честность [8] (лат.)}
Человек, жизнь которого исполненачестолюбивыхстремленийиславных
деяний, должен держать подозрительность в крепкой узде и ни в чем недавать
ей поблажки: боязливость и недоверие вызывают и навлекаютопасность.Самый
недоверчивый из наших монархов успешно уладилсвоидела,главнымобразом
благодаря тому, что по доброй воле доверил свою жизнь и свободу своим давним
врагам [9], сделав при этом вид, что вполне на них полагается, чтобыиони
ответилиемутемже.