Мне кажетсянеобходимымприсоединитьсюдатакжеследующийпример,
который в этомотношенииещепримечательнее,чемпредыдущие.Император
Максимилиан, прадед ныне царствующего короля Филиппа[20],былгосударем,
наделенным множеством достоинствисрединих-необыкновенноютелесною
красотою. Но наряду с этимикачествамионобладалещеодним,вовсене
свойственным государям, которые,дабыпоскорееразделатьсясважнейшими
государственными делами, превращаютпороювтронсвойстульчак:онне
позволял видеть себя за нуждою никому, даже самомуприближенномуизсвоих
слуг.Онвсегдамочилсявукромномместеи,будучистыдлив,как
девственница, не открывал ни перед врачами, ни перед кем бы то нибылотех
частей тела, которые принято прикрывать. Что до меня, то, обладая языком, не
ведающим ни в чем стеснения, я, темнеменее,такженаделенотприроды
стыдливостью подобного рода.Еслинеткрайнейнеобходимостиименяне
толкает к этому любовное наслаждение, я никогда не позволяю себенескромных
поступков и не обнажаюнипередкемтого,чтопообычаюдолжнобыть
прикрыто. Я страдаю скорее застенчивостью, ипритомвбольшеймере,чем
подобает, как я полагаю, мужчине, особенно же мужчинемоегоположения.Но
император Максимилиан до такой степени был в плену у этого предрассудка, что
особооговорилвсвоемзавещании,чтобыемупослекончинынадели
подштанники, и добавил в особой приписке, чтобы тому, ктоэтопроделаетс
его трупом, завязали глаза. Если Кир [21] завещал своим детям, чтобы ни они,
ни кто другой ни разу не взглянули на его труп инеприкоснулиськнему,
после того как душа его отлетит от тела,тоясклоненискатьобъяснение
этому в каком-нибудь религиозном веровании; ведь и егоисторикисамон,
помимо прочих великих достоинств, отличались еще итем,чтонасаждалина
протяжении всей своей жизни рвение и уважениекрелигиознымобрядам.Мне
очень не по душе нижеследующий рассказ, услышанный мною от некоего вельможи,
об одном из моих свойственников, оставившем по себе память и на мирном ина
военном поприще. Умирая впреклонномвозрастеусебядомаииспытывая
невыносимые боли, причиняемые каменною болезнью, он в последниечасысвоей
жизни находил утешениевразработкемельчайшихподробностейцеремониала
своих похорон, причем заставлял навещавших его придворных клясться ему,что
они примут участиевпохороннойпроцессии.Онобратилсяснастойчивой
просьбой даже к самому королю, которого видел передсвоейкончиной,чтобы
тот велел своим приближенным прибытьнаегопогребение,подкрепляясвое
ходатайство многочисленными соображениями и примерами, подтверждавшими,что
человекегоположенияимеетнаэтобесспорноеправо;онскончался,
по-видимому, успокоенный и довольный, так как успел добиться от короля столь
желанного обещанияираспорядитьсяпосвоемуусмотрениюустройствоми
церемониалом своих собственных похорон.
Онобратилсяснастойчивой
просьбой даже к самому королю, которого видел передсвоейкончиной,чтобы
тот велел своим приближенным прибытьнаегопогребение,подкрепляясвое
ходатайство многочисленными соображениями и примерами, подтверждавшими,что
человекегоположенияимеетнаэтобесспорноеправо;онскончался,
по-видимому, успокоенный и довольный, так как успел добиться от короля столь
желанного обещанияираспорядитьсяпосвоемуусмотрениюустройствоми
церемониалом своих собственных похорон.
Столь упорного и великого тщеславия я еще никогда не встречал.
Авотещеоднастранностьсовершеннопротивоположногосвойства,
образчики которойтакженайдутсявмоемроду;онапредставляетсямне
единокровной сестрой упомянутой выше. Эта странность такжесостоитвтом,
чтобы предаваться сострастьюзаботеосвоейпохороннойпроцессии,но
проявлять при этом исключительную, совершенно не принятую втакихслучаях,
бережливость, ограничивая себя только одним слугою и одним фонарем. Язнаю,
что многие хвалят подобную скромность и,вчастности,одобряютпоследнюю
волю Марка Эмилия Лепида [22], запретившего своим наследникам устраивать ему
послесмертиобычныецеремонии.Неужели,однако,умеренностьи
воздержанность в том только и заключаются, чтобы избегать расточительности и
излишества,когдаониуженемогутболеедоставитьнампользуи
удовольствие?Вот,действительно,легкийинедорогойспособ
самосовершенствования! Если бы требовалось перед смертью оставлятьнаэтот
счет распоряжения, то, полагаю, и здесь, как ивовсякомжитейскомделе,
каждый должен был бы считаться с возможностями своегокошелька.Ифилософ
Ликон [23] поступил весьма мудро, наказав друзьямпредатьеготелоземле
там, где они сочтут наилучшим; что же касается похорон, то он завещал, чтобы
они не были ни слишком пышными, ни слишкомубогими.Личнояпредоставляю
обычаю установить распорядок похоронного обряда и охотно отдам своемертвое
тело на благоусмотрение тех, - кто бы это ни оказался, - кому придется взять
на себяэтузаботу:Totushiclocusestcontemnendusinnobis,non
negligendus in nostris. {Мы должны относитьсяспрезрениемковсемэтим
заботам, когда дело идет о нас, но не пренебрегать ими по отношению кнашим
близким [24](лат.).} Исвятаяистинасказанаоднимизсвятых:Curatio
funeris, condicio sepulturae, pompa exsequiarum, maqis sunt vivorum solatia,
quam subsidia mortuorum. {Заботы о погребении, устройство гробницы, пышность
похорон - все это скорее утешение для живых, чем облегчениеучастимертвых
[25](лат.).} Вот почему, когда Критон спросил Сократа в последниемгновения
его жизни, каким образом желает он быть погребенным, тот ответилему:"Как
вам будет угодно". Если бы я простирал заботы о своем будущем стольдалеко,
я счел бы более заманчивым для себя уподобиться тем, кто, продолжаяжитьи
дышать, ублажает себя мыслями оцеремониалесвоихпохорониопышности
погребальныхобрядовинаходитудовольствиевидетьвмраморесвои
безжизненные черты.