--Когданаступаетмай, вгородскихцерквахкаждыйвечерслужат
всенощную, -- поясняет старшая.
Якиваю. Я знаю эту всенощную: всумеркахклубитсядымотладана,
поблескивает дароносица, а после службы молодежь еще прогуливается некоторое
время на площадях, под старыми деревьями, где жужжат майские жуки. Правда, я
никогда на эти службы не хожу, но они запомнились мне стех времен, когда я
еще не былв армии. Тогда началисьмои первые романы с молодыми девушками.
Всепроисходило втайне и было очень волнующим и невинным.Нояотнюдь не
намерен являться сюда весь месяц ежедневно в восемь часов вечера и играть на
органе.
--Нам хотелось бы, чтобы такая службасовершаласьу насхотя бы по
воскресеньям, -- заявляет старшая.-- То естьпо-праздничному, пусть будет
органнаямузыкаи Те Deum(1). Без музыки у нас и так каждый вечер читают
молитвы. Но мы можем вам заплатить очень мало, -- заявляет старшая. --
(1) Тебя, Бога, хвалим (лат.).
Не больше, чем за обедню. А теперь это, вероятно, уже немного, верно?
-- Да, -- отвечаю я, -- уже немного. Ведь в стране инфляция.
--Знаю.--Она стоит внерешительности.-- К сожалению, церковные
инстанции к ней не приспособились. Они все измеряют веками. Нам приходится с
этим мириться. В конце концов, это ведь делаетсядля Бога, а недля денег.
Разве не так?
-- Можно делатьрадитогоидругого, --отвечаюя.--Получится
особенно удачное сочетание.
Она вздыхает:
-- Мы связаныпостановлением церковной администрации.А они выносятся
раз в год, не чаще.
-- И даже в отношении окладов господ священников, каноников и господина
епископа? -- осведомляюсь я.
-- Этого я не знаю, -- отвечает она и слегка краснеет. -- Но думаю, что
да.
Тем временем я принял решение.
--Сегоднявечером я занят, --заявляю я. -- Унасважноеделовое
совещание.
-- Да ведь теперь еще только апрель. Нов следующее воскресенье -- или
выновоскреснымдням не можете?Тогда -- на неделе. Как было быхорошо
время от времени послушать полную майскую службу. Матерь Божья вам, конечно,
воздаст за это.
--Определенно. Тут тольковозникает сложность с ужином. Восемь часов
-- время ужина. После службы -- уже поздно, а до -- всегда спешишь.
--О,что касаетсяэтого... вы,конечно, можете ужинать здесь, если
хотите. Его преподобие всегда кушает здесь. Может быть, это выход?
Это тот выход,ккоторомуяи стремился.Кормяту них почти как у
Эдуарда, а если я буду ужинать вместе со священником, то наверняка подадут и
бутылкувина.ИтаккакповоскресеньямабонементыуЭдуарда
недействительны, это даже блестящий выход.
-- Хорошо, -- заявляю я, -- попытаюсь.
О деньгах больше говорить не будем.
О деньгах больше говорить не будем.
Старшая облегченно вздыхает:
-- Господь Бог воздаст вам сторицей.
x x x
Я идуобратно. Дорожки в саду опустели.Ждуеще некотороевремя, не
появится ли парусиз шелка. Затемколокола в городеначинаютвызванивать
обед, иязнаю, что после обеда Изабеллаляжетспать, потомбудет обход
врача -- словом,до четырех часов тут делать нечего. Я выхожу через главные
ворота испускаюсь с холма. Внизу лежит город со своими зелеными крышамии
дымящими трубами. По обе стороны каштановой аллеи тянутся поля, на которых в
будни работают тихие больные.
Лечебницаэтаибесплатнаяиплатная.Пациенты,которыеплатят,
конечно, не обязаны работать.За полями начинается лес,внем есть ручьи,
пруды, поляны.Мальчишкой я ловилтам рыбу, саламандр и бабочек. С тех пор
прошло только десять лет; но все это как будто происходило в другой жизни, в
давниевремена,когдалюдское существование текло спокойно иразвивалось
органически,когдавсесовершалосьв естественной последовательности,с
самогомладенчества. Война это перевернула:начиная с1914 года мыживем
обрывками одной жизни, обрывками второй и третьей жизни; они другсдругом
не связаны, да мы и не можем их связать. Поэтому мне не так уж трудно понять
Изабеллу с ее многообразными жизнями. И ей,пожалуй, это даже легче дается,
чем нам: когда она живетв одной жизни,она забывает обо всех остальных. У
насжевсеидетвперемешку: детство,оборванное войной,годы голодаи
обмана, годы в окопах,жаждажизни--от всего этогочто-тоосталось и
тревожит душу.
От всего этого нельзя просто отмахнуться. Неожиданно всплываетонона
поверхностьвновь и вновь, непримиримое всвоих противоречиях: безоблачное
небодетстваи опытубийства, погибшая юность ицинизмпреждевременного
познания.
IV
Мы сидимв конторе и ждемРизенфельда.Ужинаем гороховым супом такой
густоты, что разливательная ложка стоит торчком, на второе едим мясо из того
же супа:свиныеножки, свиные уши,кроме того, каждому достается по очень
жирному куску свиного брюха. Есть жирное нам необходимо,чтобы предохранить
свой желудок от действия алкоголя -- сегодня мынив коем случае не должны
опьянеть раньше, чемРизенфельд. Поэтому старая фрауКроль сама готовила и
заставила нассъесть в качестве десерта ещепо кускужирного голландского
сыра. Ведьна карту поставлена всябудущность фирмы. Мыдолжны вырватьу
Ризенфельда солидную партию гранитных глыб, если бы даже ради этого пришлось
ползти перед ним на коленяхдо самого дома. Мрамор, песчаник и ракушечник у
нас еще есть, но гранита, этого траурного деликатеса, ужасно не хватает.
ГенрихаКролямы предусмотрительноустранили. Эту услугунам оказал
гробовщикВильке. Мы дали емудве бутылкиводки, ион пригласилГенриха
перед ужином на партию ската с бесплатной выпивкой. Генрих и попалсяна эту
удочку: если можно что-либо получить даром, он не в силах устоять и уж тогда
пьет без удержу.