СначалаГенрих,
теперьЭдуард.Но мы будем бороться за гуляш, хотя бынам пришлосьждать
целый час. Гуляш -- эта "гвоздь" меню "Валгаллы".
Все жеЭдуард,как видно,не толькопоэт, он способенчитать чужие
мысли.
--Ждатьнетсмысла,--заявляетон.-- Унас гуляша никогда не
хватает, его тут же весьразбирают.А может, вы желаете немецкий бифштекс?
Вы можете его скушать, не отходя от стойки.
-- Лучше смерть, -- отвечаюя.-- Гуляшмы раздобудем, даже еслибы
тебя самого пришлось изрубить на кусочки.
--Воткак?--ТеперьЭдуардвоплощениежирноготоржествующего
скептицизма.
-- Да, --говорю я и вторично хлопаю его по брюху. --Пошли, Георг, я
вижу столик.
-- Где? -- торопливо спрашивает Эдуард.
-- Да вонтам, где сидитэтотгосподии, похожий на гардероб. Нувон
тот, рыжий, с элегантной дамой. Сейчас онвстали машет нам рукой. Это мой
друг Вилли. Присылай кельнера, мы сделаем заказ.
Эдуард испускает нам вслед шипение, точно лопнула автомобильная камера.
Мы устремляемся к Вилли.
x x x
Причина,почемуЭдуардразыгрываетвсю эту комедию,оченьпроста.
Раньше унегоможно было обедать по абонементу. Купишь книжечку сдесятью
талонами -- и каждый обедобходится немногодешевле. Эдуардввел когда-то
этикнижечки, чтобы поднять популярность своего ресторана.Но за последние
неделилавинаинфляции перечеркнулавсеегорасчеты;иесли стоимость
первого обеда по такойкнижечке еще вкакой-то мере соответствовала ценам,
установленнымна данныймомент, то, когданаступаловремя десятого, курс
успевалужерезкоупасть. Поэтому Эдуарду пришлось отказатьсяот системы
абонементов:онслишком много при этомтерял. Но тутмы поступили весьма
предусмотрительно. Прослышав заблаговременно о его планах, мы полтора месяца
томуназадвсадиливседеньги, полученныеза один изпамятников павшим
воинам,впокупку этихобеденных книжечек "Валгаллы" оптом.А чтобынаш
маневр не слишкомбросился в глаза Эдуарду,использовали для покупки самых
разных людей -- гробовщикаВильке, кладбищенского сторожа Либермана, нашего
скульптора КуртаБаха,Вилли,несколькихфронтовыхтоварищей, знакомых,
связанных с нашей фирмой, идажеЛизу. Все они приобрелидлянас в кассе
"Валгаллы" обеденныекнижечки.Когда Эдуардзатемотменил абонементы, он
рассчитывал, что всеони будутиспользованы в течение десяти дней,ибов
каждойбылотолькоподесятьталонов,аонполагал,чтониодин
здравомыслящий человек не будет покупать одновременно несколько абонементов.
Однако укаждогоиз насоказалось свышетридцати абонементныхкнижечек.
Когда прошло две недели после отмены абонементов и Эдуард увидел, что мы все
ещерасплачиваемсяталонами,онзабеспокоился;через месяцу негобыл
небольшой приступ паники.
Вэтовремямы уже обедализа полцены;через
полтора месяца -- за стоимость десятка папирос. Изо дня в день появлялись мы
в "Валгалле" и предъявляли наши талоны. Наконец Эдуард спросил, сколько же у
нас еще осталось. Мыответили уклончиво.Онпопытался наложитьзапрет на
абонементы, номы привели с собой юриста, пригласив его на венский шницель.
За десертом юрист прочел Эдуардуцелую лекцию о том, что такое контрактыи
обязательства,изаплатилнашимиталонами.В лирикеЭдуардазазвучали
мрачные нотки. Онпопытался вступить с нами всоглашение --мы соглашение
отвергли.Оннаписал нравоучительные стихи "Кольнажил ты добро нечестно,
оно на пользу не пойдет" и послал в местную газету. Редактор показал нам эти
стихи; они были полны намеков намогильщиков народа, упоминалось в них ио
надгробиях,атакжеолихоимцеКроле. Мыпригласилинашегоюристав
"Валгаллу" насвиную отбивную,он объяснилЭдуарду,что такоепубличное
оскорбление и каковы его последствия, и снова расплатился нашими талонами. А
Эдуард, который был до этогочистымлириком и воспевал цветы, начал писать
стихи оненависти. Новотивсе,что онмог сделать.Яростнаяборьба
продолжается. КаждыйденьЭдуард надеется,чтонаширезервынаконец-то
иссякнут; он не знает, что у нас талонов хватит больше чем на семь месяцев.
Вилливстает.Нанем новыйтемно-зеленыйкостюмиз первоклассного
материала, поэтомуонпохож нарыжеголовую травяную лягушку. Егогалстук
украшен булавкой с жемчужиной, на указательном пальце правой руки -- тяжелый
перстень спечаткой.Пятьлетназадонбылпомощником нашегоротного
интенданта. Ему, как и мне, двадцать пять лет.
--Разрешитепредставить?-- осведомляетсяВилли.-- Моидрузья и
фронтовые товарищи Георг Кроль и Людвиг Бодмер -- фрейлейн Рене де ла Тур из
"Мулен Руж" в Париже.
Ренеде лаТуркивает нам сдержанно, нодовольно приветливо. Мыне
сводимизумленныхглазсВилли.Виллиотвечаетнамтакимже
многозначительным гордым взглядом.
-- Садитесь,господа, -- предлагает он. -- Насколько я понимаю, Эдуард
хотел исключить васиз числаобедающих. Агуляш хорош, только лукуможно
было бы прибавить. Садитесь, мы с удовольствием подвинемся.
Мы усаживаемся за столик. Вилли знает о нашей войне с Эдуардом и следит
за ней с интересом прирожденного игрока.
-- Кельнер! -- зову я.
Плоскостопогокельнера,который,переваливаясь,проходит вчетырех
шагах от нас, видно, вдруг поражает глухота.
-- Кельнер! -- зову я вторично.
-- Тыварвар!-- заявляетГеоргКроль.-- Ты оскорбляешь человека,
называя его профессию. Ради чего же он делал в 1918 году революцию? Господин
обер!
Яусмехаюсь. Действительно, немецкая революция 1918годабыласамой
бескровнойвмире.