– Сначала я хочу услышать, сколько вы заплатите мне за то, что я, не задавая лишних
вопросов, соглашусь участвовать в вашем предприятии, возглавляя нанятый вами отряд.
Лицо Гонзаги вытянулось.
– Но я намеревался взять командование на себя.
– Святой Боже! – похоже, Эрколе представил этого дворцового щеголя во главе его головорезов. – У меня нет возражений, но тогда и ищите их сами.
Спокойной ночи! – и помахал рукой на прощание.
Для Гонзаги жест этот означал катастрофу. Где он мог найти двадцать человек? Задача непосильная, в чем он честно и признался.
– Тогда послушайте, господин хороший, – последовал ответ. – Дело обстоит следующим образом: если я предложу моим друзьям участвовать в некоем
деле, безо всяких подробностей, при условии, что командовать ими буду я, деля с ними возможный риск, то к завтрашнему утру я, несомненно, наберу
двадцать человек. Они согласятся, потому что доверяют интуиции и опыту Эрколе Фортемани. Но предложи я им заняться неизвестно чем, под началом
неизвестно кого… Едва ли такое вообще возможно.
С последним доводом Гонзага не мог не согласиться. И, не долго думая, предложил Эрколе пятьдесят золотых флоринов сразу плюс по двадцать за
каждый месяц службы. И Эрколе, который, будучи наемником, не получал и десятой доли таких денег, едва сдержался, чтобы не броситься на шею
сидящего перед ним Гонзаги и не расцеловать его.
А последний достал тяжелый мешочек, в котором звякнули монеты, и положил его на стол.
– Здесь и сотня флоринов для вашего отряда. Я не хочу, чтобы меня сопровождали оборванцы, – тут взгляд его пробежался по наряду Эрколе. –
Оденьте их соответственно.
– Будет исполнено, ваша светлость, – такого уважения в его голосе Гонзага еще не слышал. – А как насчет оружия?
– Достаточно пик и аркебуз note 17. Возможно, оружие нам и не потребуется.
– Не потребуется? – еще более изумился Эрколе.
Оплата королевская, обувают, кормят, одевают, да еще не надо и воевать? Конечно, ему еще не доводилось наниматься на столь выгодную службу. В ту
ночь Эрколе видел себя во сне дворецким властелина, сопровождаемым толпой лакеев в роскошных ливреях, готовых выполнить любое его указание. И
поутру проснулся спокойным за свое будущее: оно обеспечено, и ему не придется больше с оружием в руках кочевать по стране.
А поднявшись, принялся за порученное ему дело, ибо человек он был добросовестный, хоть и любил прихвастнуть, и вспыхивал, как сухой порох.
Эрколе не испытывал особого уважения к чужой собственности, мог смошенничать, играя в кости, умыкнуть плохо лежащий кошелек, если того требовала
суровая жизненная необходимость, но в жилах его текла благородная кровь и он гордился своим занятием. Пьяница, драчун, Эрколе Фортемани до
последнего хранил верность тому, кто пользовался его услугами.
Глава IX. ДОПРОС
Пока в Урбино готовились к свадьбе, Джан Мария намеревался быстренько покончить с навалившимися на него делами, чтобы поскорее вернуться к
невесте. Но это оказалось не так просто, как ему бы хотелось.
В первый день, покинув Урбино, он добрался до Кальи, где остановился на ночлег в доме мессера Вальдикампо и отужинал в компании хозяина, его
жены и двух дочерей, де Альвари, Джизмондо Санти и трех уважаемых жителей города, друзей мессера Вальдикампо, приглашенных засвидетельствовать
честь, оказанную последнему герцогом Баббьяно. Стол накрыли поздно и только приступили к еде, как в зал твердым шагом вошел Армштадт, капитан
швейцарцев. Остановился у стула герцога, ожидая, пока его светлость соблаговолит оторваться от тарелки.
– Ну, болван? – недовольно пробурчал с набитым ртом герцог, поворачиваясь к Армштадту.
Тот приблизился вплотную.
– Они привезли его.
– Что я, колдун, чтобы читать твои мысли? – взвился Джан Мария. – Кто кого привез?
Армштадт оглядел сидящих за столом, склонился к уху герцога.
– Люди, оставленные мною в Урбино. Они привезли шута, Пеппе.
Радостно блеснувшие глаза герцога показали Армштадту, что его светлость все понял. И, не обращая внимания на честную компанию, Джан Мария
повернулся к своему капитану и также шепотом распорядился, чтобы шута отвели в его спальню.
– Пусть с ним побудет пара твоих парней, да и сам приходи туда, Мартино.
Мартин Армштадт поклонился и вышел, а Джан Марии наконец то достало такта извиниться и объяснить хозяину дома, что этот человек прибыл с
известием о выполнении порученного ему дела. Вальдикампо, гордясь тем, что герцог остановился именно у него, не стал заострять внимание на
нарушении этикета, и гости и хозяева вновь принялись за еду. Утолив голод, Джан Мария поднялся, известил хозяина, что назавтра его ждет дальняя
дорога, а посему ему надобно хорошо отдохнуть, и откланялся.
Вальдикампо взял со стола один из канделябров и лично проводил герцога в отведенные ему комнаты. Он бы занес канделябр и в спальню, но Джан
Мария, остановившись у двери, попросил хозяина поставить канделябр на стоявший рядом столик и пожелал мессеру Вальдикампо спокойной ночи.
Подумав еще с минуту, желательно ли присутствие при допросе шута Альвари и Санти, пришедших вместе с Вальдикампо и теперь ожидающих
распоряжений, он решил, что справится сам, и отпустил их.
Когда они ушли, Джан Мария, убедившись, что остался один, хлопнул в ладоши, и Мартин Армштадт распахнул дверь спальни.
– Он здесь? – осведомился герцог.
– Ожидает вашу светлость, – и швейцарец отступил в сторону, давая пройти Джан Марии.
Во дворце Вальдикампо герцогу отвели лучшую спальню – просторную комнату, в центре которой стояла большая кровать, задернутая вышитым пологом.
Освещали спальню два канделябра на каминной доске, с пятью свечами каждый. Однако Джан Мария решил, что света недостаточно, и приказал Армштадту
принести из соседней комнаты третий канделябр. И лишь потом осмотрел маленькую группу у окна.
Состояла она из трех человек: двух наемников Армштадта, в панцирях и морионах note 18, и несчастного горбуна Пеппе, стиснутого между ними. Лицо
шута было бледнее обычного, глаза уже не смеялись, губы не кривились в улыбке, на лице читался лишь страх.
Удостоверившись, что оружия у Пеппе нет, а руки его надежно связаны за спиной, Джан Мария отослал обоих швейцарцев и Армштадта в соседнюю
комнату, приказав им быть наготове. А потом повернулся к Пеппе.
– Вижу, ты не так весел, как сегодня утром, шут.
Пеппе еще более побледнел, но смиренного ответа не получилось – сказалась многолетняя привычка к остротам.
– Обстоятельства не позволяют, ваша светлость. А вот вы, наоборот, в прекрасном расположении духа.
Герцог сердито зыркнул на него. Соображал он туго, ни в коей мере не относился к тем, кто не лез за словом в карман, и не жаловал острых на
язык. Он прошествовал к камину, облокотился на каминную доску.
– Шутки не доведут тебя до добра. И ты будешь благодарить меня, если я распоряжусь лишь всыпать тебе плетей.
– По вашей логике, вы окажете мне еще большее благодеяние, повесив меня, – отпарировал шут, чуть улыбнувшись.
– А, так ты это понимаешь? – Джан Мария не уловил иронии. – Но я по натуре милосердный правитель.
– Ваше милосердие общеизвестно, – ввернул шут, но не сумел скрыть сарказма, прозвучавшего в его голосе.