Вот и теперь он и не попытался воззвать к голосу крови. Пришел Гвидобальдо с войной, как правитель, желающий вразумить
взбунтовавшегося вассала, потому и обратился к Валентине с соответствующими словами.
– Монна Валентина, – никакого намека на то, что она – его племянница, – хотя ваше непослушание глубоко огорчает меня, не рассчитывайте и не
надейтесь на какие либо привилегии или милосердие, обусловленные тем, что вы – женщина. Мы отнесемся к вам точно так же, как к любому мятежнику,
пошедшему против воли властелина.
– Ваше высочество, я не ищу для себя никаких привилегий, кроме тех, что дарованы мне, женщине, матерью природой. Привилегии эти никоим образом
не имеют отношения к войне и оружию и состоят лишь в том, что я имею право отдать руку и сердце лишь моему избраннику. И пока вы не осознаете
того, что я – женщина, а осознав, не примиритесь с этим и не дадите мне слова, что Джан Мария мне более не жених, до тех пор я останусь здесь,
несмотря на вас, ваших солдат и вашего союзника, полагающего, что путь к сердцу женщины лучше всего прокладывать пушечными ядрами.
– Я думаю, у нас найдутся средства заставить вас вспомнить о чувстве долга, – последовал мрачный ответ.
– Долга перед кем?
– Перед государством, принцессой которого вы удостоились чести родиться.
– А как же мой долг перед собой, моим сердцем, женским естеством? Или это в расчет не берется?
– Это не те вопросы, по которым принято спорить через крепостную стену. И приехал я сюда не для дискуссии, а чтобы предложить вам сдаться. Если
же вы ответите отказом, пеняйте на себя.
– И буду пенять, но не подчинюсь вам. Сдаваться я не собираюсь. Делайте, что хотите, если считаете, что насилие делает честь вашему мужскому
достоинству и рыцарству. Я обещаю вам, что Валентина делла Ровере никогда не станет женой герцога Баббьяно.
– Так вы отказываетесь открыть ворота? – голос Гвидобальдо уже дрожал от ярости.
– Окончательно и бесповоротно.
– И долго вы намерены упорствовать?
– До последнего моего вздоха.
Гвидобальдо саркастически рассмеялся.
– Тогда я умываю руки и более не отвечаю за последствия вашего решения. Оставляю вас заботам будущего мужа, Джан Марии Сфорца. Он, похоже, очень
торопится со свадьбой, так что может излишне жестко обойтись с замком, но вина за это будет лежать только на вас. Но я заранее предупреждаю вас,
что полностью одобряю любые его действия. И прошу задержаться еще на несколько минут, чтобы выслушать те слова, которые, возможно, хочет сказать
вам его светлость. Надеюсь, что его красноречие окажется более убедительным.
И, отсалютовав Валентине, Гвидобальдо развернул лошадь и ускакал. Девушка, наверное, ушла бы, но Франческо убедил ее остаться и подождать
герцога Баббьяно. Время это Валентина и Франческо провели в оживленной беседе, прохаживаясь по стене. Гонзага и Фортемани ходили следом, первый
– в мрачном молчании, сверля спину Франческо яростными взглядами.
С высоты крепостных стен они обозревали полураздетых солдат, торопливо ставящих зеленые, коричневые, белые палатки. Маленькая армия насчитывала
не более сотни человек, ибо Джан Мария полагал, что большего числа для взятия Роккалеоне не потребуется. Тем более что основную ставку, как они
поняли, наблюдая за лагерем, он делал не на живую силу, а на десять тяжелых, запряженных быками повозок, выкатившихся из леса. На каждой
покоилась пушка. А уж за ними показались телеги с амуницией и съестными припасами.
Гвидобальдо тем временем достиг лагеря и спешился у шатра, высившегося в самой его середине.
Из шатра, размерами поболе палаток, вышел
низкорослый толстяк, в котором острые глаза Франческо без труда разглядели Джан Марию.
Слуга подвел жеребца, помог господину сесть в седло, а затем в сопровождении того же горниста Джан Мария двинулся к замку. У самого рва натянул
поводья, увидев Валентину, снял шляпу и склонил рыжеватую голову.
– Монна Валентина, – позвал он, устремив вверх взгляд маленьких, жестоких глаз, а когда она подошла к крепостным зубцам, продолжил. – Я искренне
сожалею, что его высочество, ваш дядя, не смог добиться своего. И, раз он потерпел неудачу, боюсь и у меня немного шансов на успех, во всяком
случае, если рассчитывать только на слова. И все таки я прошу дозволения переговорить с вашим капитаном, кто бы он ни был.
– Мои капитаны перед вами, – ровным голосом ответила Валентина.
– О? И их так много? Сколько же у вас солдат?
– Достаточно, – вмешался Франческо, из глубины шлема голос его звучал глухо, – чтобы разнести вас и всю собранную вами шваль на мелкие клочки.
Джан Мария устремил на него злобный взгляд, но увидел лишь стальные латы да темный зев поднятого забрала.
– Кто ты такой, негодяй? – воспросил Джан Мария.
– Сам ты негодяй, будь ты хоть двадцать раз герцог, – последовал ответ, сопровождаемый смехом Валентины.
Никогда еще, с тех пор как Джан Мария издал первый крик, появившись из чрева матери, ни один человек не одергивал его так грубо. Стоит ли
удивляться, что его бледное лицо побагровело.
– Слушай меня внимательно! – проревел он. – Какая бы судьба не ждала остальных защитников замка после того, как я захвачу его, тебе лично я
обещаю веревку и крепкий сук, на котором тебя и вздернут.
– Ба! – отмахнулся рыцарь. – Поначалу птичку нужно поймать. И не надейтесь, что Роккалеоне достанется вам, словно перезревший плод, упавший на
землю. Пока я жив, вашей ноги тут не будет, ваша светлость, а жизнь мне очень дорога, и просто так я с ней не расстанусь.
Тут Валентина повернулась к Франческо, глаза ее уже не смеялись.
– Довольно, мессер! – прошептала она. – Не стоит еще более раздражать его.
– Да, да, – заверещал Гонзага. – Более ничего не говорите, а не то вы нанесете нам непоправимый урон.
– Мадонна, – герцог Баббьяно тоже более не желал общаться с Франческо, – я даю вам двадцать четыре часа на раздумья. Вы видите прибывшие в
лагерь орудия. Завтра, когда вы проснетесь, они будут нацелены на ваши стены. Более сказать вам мне нечего. Могу я просить вашего дозволения
перед отъездом переговорить с мессером Гонзагой?
– Раз вы уезжаете, можете говорить с кем угодно, – презрительно бросила Валентина и, повернувшись, знаком предложила Гонзаге подойти к краю
стены.
– Я могу поклясться, что этот шут уже дрожит от страха перед возмездием, – прокричал герцог, – и, возможно, страх заставит его руководствоваться
здравым смыслом. Мессер Гонзага, как я понимаю, вы нанимали на службу гарнизон Роккалеоне, а потому предлагаю вам отдать приказ опустить мост.
Именем Гвидобальдо, равно как и своим, обещаю всем прощение, за исключением того мерзавца, что стоит рядом с вами. Но если ваши солдаты окажут
сопротивление, будьте уверены, что я не оставлю в Роккалеоне камня на камне и не пощажу никого.
Гонзагу трясло, как лист на ветру, лицо его посерело, от ужаса перехватило дыхание. А потому ответил за него Франческо.
– Мы слышали ваши условия. Нам они не подходят. Так что не сотрясайте воздух пустыми угрозами.
– Мессер, мои условия не для тебя. Я не знаю, кто ты такой.