- Ты любишь меня, Родриго, несмотря на все?
- Люблютебя!-Этобылтрепещущий,приглушенный,почти
нечленораздельный возглас. - Больше жизни, больше, чем вечное блаженство.
Она вздохнула, глубоко удовлетворенная, и сильнее прильнула к нему.
- О, я счастлива, так счастлива, что твоя любовь комнедействительно
сильна. Однако хочу подвергнуть ее проверке.
Он крепко обнимал ее.
- Какой проверке, любимая?
- Я хочу, чтобы эти брачные узы были настолькокрепкими,чтобыничто
на свете, кроме смерти, не могло разорвать их.
- Но я хочу того же, - промолвил он,хорошосознаваявыгодностьдля
себя этого брака.
- Хотя я и исповедую христианство, в моих жилах течет еврейскаякровь,
поэтому я желала бы бракосочетаться так, чтобы это устроилоимоегоотца,
когда он снова выйдет на свободу. Я верю, что он вернется, потому что онне
погрешил против святой веры.
Она умолкла, а он почувствовал беспокойство, несколькоохладившееего
пыл.
- Что ты имеешь в виду? - напряженно спросил он ее.
- Я хочу сказать... ты не будешь на меня сердиться? Я хочу,чтобынаш
брак был заключен не только христианским священником, но сначала раввиномв
соответствии с иудейским обрядом.
Она почувствовала, что его руки словно обессилели, ионослабилсвои
объятья, поэтому она прижалась к нему еще крепче.
- Родриго!Родриго!Еслитыдействительнолюбишьменя,если
действительно желаешь меня, ты не откажешь мне вэтойпросьбе;яклянусь
тебе, что как только мы поженимся, ты большеникогданеуслышишьничего,
что напомнило бы тебе о моем происхождении.
Он ужасно побледнел, губы его задрожали и капли пота выступили на лбу.
- Боже мой! - простонал он. - Что ты просишь? Я... я немогу.Этоже
святотатство, оскорбление веры.
Она с гневом оттолкнула его.
- Ах вот как! Ты клянешься мне в любви и, когда яготовапожертвовать
всем ради тебя, ты не желаешь принестимнеэтумаленькуюжертвуидаже
оскорбляешь моих предков, словно они не были моими. Я лучше думалаотебе,
иначе не просила бы сегодня прийти сюда. Я думаю, тебе лучше оставить меня.
Дрожащий, в полном смятении, охваченныйбурейпротиворечивыхчувств,
он пытался защититься, оправдаться, переубедить ее.Еговозбужденнаяречь
лилась непрерывно, но впустую. Девушкаоставаласьхолоднойиравнодушной
настолько, насколько раньше была нежной и страстной. Он доказал, чегостоит
его любовь. Он может идти своей дорогой.
Для него принять ее предложение действительноозначалобыосквернить
веру. Однако от мечты стать обладателем десяти миллионовмараведиинис
кем не сравнимой по красоте женщины было не так-то легко отказаться. Онбыл
достаточно алчен от природы и к тому же сильно нуждалсявденьгах,потому
готов был уже смириться с участием в отвратительномемуритуалевенчания,
лишь бы осуществить эту свою мечту.
Но,хотясомненияхристианинапочти
исчезли, оставался страх.
- Ты ничего не понимаешь, - воскликнул он. - Еслибысталоизвестно,
что я могу допустить возможность такой процедуры,СвятаяПалатасочлабы
это несомненным доказательством вероотступничестваипослалабыменяна
костер.
- Ну, если это единственное препятствие, тоонолегкопреодолимо,-
холодно сказала она. - Кому на тебя доносить?Раввину,чтождетнаверху,
донос будет стоить собственной жизни, а кто еще будет об этом знать?
- Ты уверена в этом?
Он былпобежден.Нотеперьужеонарешилапоигратьимнемного,
заставляя его преодолевать неприязнь, возникшую внейиз-заегонедавней
нерешительности. Эта игра продолжалась до тех пор,покаонсамненачал
настойчивоумолятьееобыстрейшемсовершенииеврейскогообряда
бракосочетания, вызвавшего в нем такое отвращение.
Наконец онасдаласьипровелаеговсвоюкомнату,гдекогда-то
встречались заговорщики.
- Где же раввин? - спросил он нетерпеливо, оглядывая пустую комнату.
- Я позову его, если ты действительно уверен, что этого хочешь.
- Уверен? Разве я недостаточно ясноподтвердилэто?Тыдосихпор
сомневаешься во мне?
- Нет, - сказала девушка. Она стояла поодаль, искусно управляя им.
- Но я не хочу, чтобы люди думали, будто тебя к этому принудили.
Это были оченьстранныеслова,нооннеобратилвниманиянаих
необычность. Он вообще не отличался сметливостью.
- Я настаиваю, чтобы ты подтвердил, что самжелаешь,чтобынашбрак
был заключен в соответствии с еврейскими традициями и по закону Моисея.
И он, подогреваемый нетерпением, желая быстрее покончить с этимделом,
поспешно ответил:
- Конечно же, я заявляю, что я хочу, чтобы нашбракбылзаключенпо
еврейскому обычаю и в соответствии с законом Моисея. Ну, атеперь,гдеже
раввин? - он услышал звук и заметил дрожание гобелена, маскировавшегодверь
алькова.
- А! Он, наверное, здесь...
Он неожиданно замолк и отпрянул, как от удара, судорожно вскинувруки.
Гобелен откинулся, и оттуда вышел не раввин, которого он ожидалувидеть,а
высокий худой человек, слегка ссутулившийся в плечах, одетый в белую рясуи
черный плащ ордена святогоДоминика.Лицоегобылоспрятаноподсенью
черного капюшона. Позади него стояли два мирскихбратаэтогоордена,два
вооруженных служителя Святой Палаты с белыми крестами на черных камзолах.
Вужасеотэтоговидения,вызванного,казалось,толькочто
произнесеннымиимсвятотатственнымисловами,донРодригонесколько
мгновений стоял неподвижно втупомизумлении,даженепытаясьосознать
смысл происшедшего.