– Пакет был с ним?
– Нет.
– Выходит, он отдал его губернатору?
– Получается так.
– Он не сказал вам, что было в пакете?
– Нет. Потом последовала серия оживленных переговоров с Мазуром. И только после этого отец решил выставить свою кандидатуру в губернаторы.
– Кто принес пакет – неизвестно?
– Нет. Я расспрашивал почтальоншу, она говорит, среди газет никакого пакета не было.
– После смерти отца вы наверняка разбирали его вещи. Нашли вы этот пакет?
– Нет.
Пастухов внимательно посмотрел на собеседника. Не врет. Нет, не врет. Устал, да, разговор был тяжелым. Но не врет.
– А теперь давайте вернемся к последнему дню. Извините меня за настойчивость, но только у вас есть ключ к убийству. Ни вы, ни я не знаем даже примерно, как выглядит этот ключ. Но он есть. У вас большой бизнес в порту?
– Нет. Я арендую два лесовоза и два танкера. По сравнению с тамошними китами – сущая ерунда. Поэтому меня и не трогают. – Юрий подумал и поправился:
– Не трогали. Ну, и шесть процентов акций порта есть. Немного, но все‑таки. Это сегодня очень дорого стоит.
– Кто держит порт?
– Я вам скажу, но это должно остаться между нами. Есть там такой – Кэп. В сущности, бандит, но деньги заставили его стать политиком. Он больше всех заинтересован в контракте с немцами. Поэтому я и сказал, что на выборах выиграет Хомутов. Вообще‑то с портом ситуация сложная. Пятьдесят один процент, контрольный пакет акций, остается пока у государства. Большую часть пакета придется выставить на торги. Ну и, сами понимаете, новый губернатор сумеет создать своим доброжелателям льготные условия тендера. Поэтому борьба за губернаторское кресло – акция не политическая, а прежде всего финансовая. Тем более поразительно, что отец, прекрасно все это понимая, все же туда полез!
– Как мне кажется, Николай Иванович был человеком, не способным на спонтанные поступки, не способным потерять голову из‑за ерунды?
– Да. Он был спокойным и рассудительным человеком. Даже, я бы сказал, несколько флегматичным. Впрочем, об этом, по‑моему, я уже говорил.
– И все же он ввязался в предвыборную борьбу, не имея ни малейших шансов. Не видите ли вы в этом противоречия? – спросил Пастухов.
– Вижу. Но объяснить не могу. Я очень много об этом думал. Нет, я не нахожу никакого объяснения.
– Вернемся к последнему дню. Это нелегкое испытание, Юрий Николаевич, но вам придется его пройти.
– Я понимаю. Я готов. Утром у отца были две лекции, потом он встречался с членами орггруппы «Социально‑экологического союза» – в этот день расклеивали листовки с объявлениями о его встрече с избирателями в актовом зале института.
Около четырех вечера, когда мы с женой вернулись домой, он был в своем кабинете, наверху, готовился к выступлению. Он попросил мою жену погладить его, лучший серый костюм и белую рубашку. Выступление было назначено на шесть часов вечера, но в начале пятого, точно времени не помню, вдруг раздался телефонный звонок.
Звонила женщина, причем явно секретарша или, как сейчас говорят, референт или менеджер. Она спросила, нельзя ли ей поговорить с Николаем Ивановичем Комаровым.
Я крикнул отцу, чтобы он взял трубку, а свою здесь, внизу, положил на место, поэтому разговора не слышал. Минут через тридцать возле нашей калитки остановился автомобиль – из дорогих, тяжелый, иностранной марки. Возможно, «мерседес», я в этом мало понимаю. Гость зашел к отцу, и они минут тридцать разговаривали. После чего гость уехал, а отец переоделся и отправился на выступление.
– Кто был этот гость?
– Этого я вам не скажу.
– Кэп? – попытался догадаться Пастухов, но Юрий только что руками не замахал:
– Ни Боже мой. Совсем другой человек. Совсем! Но скажу то, что вам, пожалуй, следует знать. В тот день, когда отец получил пакет, и перед тем, как ехать вечером к губернатору, он приехал в мой офис в пароходстве и попросил разрешения воспользоваться моим ксероксом. Он умел им пользоваться, потому что у них в институте стоит точно такой же. Я, разумеется, разрешил. Работал он минут сорок, потом сказал «спасибо» и уехал.
– Что он переснимал? – спросил Пастухов.
– Не знаю. День был суматошный, задерживалась загрузка двух наших лесовозов, так что мне некогда было отвлекаться.
– Ваша секретарша могла увидеть, что он переснимает?
– Вряд ли. Во‑первых, аппарат стоит в моем кабинете. А во‑вторых, секретарша все время висела на телефоне, ей не до этого было. Я же говорю, что день выдался просто сумасшедший.
– Не допускаете ли вы, что отец делал копии тех самых документов, которые получил утром?
– У меня была эта мысль. Но на выступление он вышел с несколькими листочками тезисов. И все. После убийства при нем никаких документов не оказалось.
– Их могли взять из кармана плаща, – предположил Пастухов.
– Могли, – согласился Юрий. – Если бы хотели убить его. Но хотели убить меня.
– Какой разговор был между гостем и вашим отцом? – продолжал расспросы Пастухов.
– С криками, угрозами? Вы могли это слышать снизу.
– Нет. Обычный спокойный разговор. И провожал его отец совершенно спокойно, а на пороге пожал руку. Они не ругались и не ссорились, нет.
– Вы так и не скажете мне, кто был этот гость?
– Не скажу. Но объясню почему. Может быть, ваше расследование будет удачным. Но, скорее всего, нет. А последствия его выйдут боком мне и моей семье. А я люблю свою семью и хочу ее оберечь. Не осуждайте меня за это.
– Я вас не осуждаю, – сказал Пастухов. – Напротив. На вашем месте я поступил бы точно так же. Ну, разве что использовал бы все свои возможности, чтобы поквитаться с врагами.
– У вас этих возможностей, вероятно, больше, чем у меня. У меня их попросту нет.
У вас есть еще вопросы?
Пастухов поднялся.
– Нет. У меня есть один совет. Не нужно вам никуда уезжать. Вам нравится здесь?
– Да, – ответил Юрий.
– Ну и живите на здоровье. Никто вас не тронет. Потому что вы никому не нужны.
Вы вбили себе в голову, что хотели убить вас. Нет, Юрий Николаевич, хотели убить не вас, а вашего отца. И убили.
– Вы в этом уверены?
Пастухов мог бы объяснить этому большому, загнанному в угол своим страхом человеку, что ни один профессионал даже в густой темноте не перепутал бы его с отцом, будь даже на них одинаковые парики. Человека рисуют не одежда и внешность, а гораздо в большей степени – психофизика его движений: походка, манера сутулиться или распрямлять плечи, еще тысячи малозаметных деталей, которые для любого профессионала очевидны, как крупный текст в детской книжке.
Но он не стал ничего объяснять. Лишь повторил:
– Да, уверен.
– Почему‑то я вам верю, – подумав, проговорил Юрий.
– Потому что я говорю правду. А правду не нужно подкреплять доказательствами.
Она говорит сама за себя. Проводите меня.
Туман на улице сгустился так, что фонари были словно бы окружены радужными оболочками. Юрий погремел замками, отпирая калитку, и выпустил гостя.
– Спасибо вам, – сказал он, протягивая широкую крепкую руку.
Пастухов задержал его ладонь в своей и быстро спросил:
– Гостем Николая Ивановича в тот вечер был губернатор?
Юрий помолчал и ответил:
– Да, Валентин Иванович Хомутов.