Потом жгучая боль пронизаламускулы.Надвигалсяобморок;она
вспомнила рассказы дедаБессмертногоотомвремени,когдадесятилетние
девочки носили уголь на плечахпонеогороженнымлестницам.Бывало,если
какая-нибудь из них срывалась со ступеньки или из корзины падал кусокугля,
тогда трииличетыреподросткалетеливнизголовой.Судорогивтеле
становились невыносимыми; нет, она не дойдет до конца.
Новые остановки далиейвозможностьпередохнуть,ноужас,веявший
сверху, лишал ее сил. Наднейиподнейвсетяжелодышали,отэтого
бесконечногоподъемаувеличивалосьголовокружение,многихтошнило.
Опьяненная мраком, страшась быть расплющенной стенамиперегородки,Катрина
задыхалась. Она дрожала от сырости, хотя с нее крупными каплями катился пот.
Народ уже приближался кверху; а дождь лил так сильно,чтогрозилпотушить
лампочки.
Дважды Шаваль обращался к Катрине; однако ответа не было. Чтоонатам
делает?Можетбыть,лишиласьязыка!Моглабы,кажется,сказать,что
держится. Поднимались уже с полчаса, нотакмедленно,чтоеледошлидо
пятьдесят девятойлестницы.Оставалосьещесороктри.Катринанаконец
пробормотала, что она держитсянеплохо.Еслибыонасозналасьвсвоей
усталости, Шаваль опять обругал бы ее ползучкой. Железо ступенек резало ноги
и как будто перепиливало даже кости. Руки онемели и были все в ссадинах; она
боялась - вот-вот пальцы не смогут больше держаться за перила отнапряжения
в плечах и ногах. Ей казалось, что она падаетнавзничь.Особеннострадала
она от трудного подъемапоузкой,почтиотвеснойлестнице;приходилось
подниматься, прижимаясь животом к ступенькам.
Прерывистое, тяжелое дыхание людей заглушало теперь топот ног; страшный
хрип, отражаемый перегородкой колодца, поднимался снизу ипогасалнаверху.
Раздался стон - какой-то подручный раскроил себе череп о выступ площадки.
А Катрина все поднималась. Прошли ещеодинярус.Дождьпрекратился.
Туман сильнеесгущалподвальныйвоздух;пахлостарымжелезомисырым
деревом. Машинально, упорно она продолжала тихо считать:восемьдесятодна,
восемьдесят две, восемьдесят три... еще девятнадцать. То, что онаповторяла
цифры, поддерживало ее своим ритмом. Катрина несознаваласвоихдвижений.
Когда онаподнималаглаза,лампочкистраннокружилисьпередней.Она
чувствовала, что тело еевкрови,чтоонаумирает;казалось,малейшее
дуновение могло ее сбросить. Самое ужасное было то, что нижние напираливсе
сильней исильней.Всяколоннаустремиласьвверх,подгоняемаягневом,
усталостью и страстным желаниемпоскорееувидетьсолнце.Наконецпервые
товарищи вышли: стало быть, лестницы не сломаны, но мысль, чтоихвсе-таки
могут разрушить и помешать нижним выйти, когда другиеужебылинаверхуи
дышали свежим воздухом, - эта мысль сводила остальных с ума.
Икактолько
происходилановаяостановка,начиналасьругань,всебросалисьвперед,
толкаясь, налетая друг на друга, только бы выбраться самим.
Катрина упала.ВотчаяниионакрикнулаипозвалаШаваля.Онне
отозвался: он дрался, отбиваяногамиодногоизтоварищей,чтобысамому
скорей пробраться вперед. Ее смяли, затоптали. Теряя сознание, онаначинала
бредить: ей чудилось, будто онамаленькаяоткатчицабылыхвремен,будто
вывалившийся из корзины уголь сбил ее с ног, словно воробья ударом камня,и
она стремглав летит вниз, на дноколодца.Оставалосьпройтитолькопять
лестниц. На это ушло околочаса.Катринаникакнемоглапонять,каким
образом она вдруг вышла на свет, стиснутая чьими-то плечами,поддерживаемая
с боков тесным проходом. Вдругонаочутиласьнасолнечномсвете,среди
ревущей толпы, которая встретила ее улюлюканьем.
III
Сраннегоутрарабочиепоселкисодрогалисьотвозбуждения;оно
нарастало, все большеибольшерастекаясьподорогамвсейокруги.Но
условленное выступление не могло состояться: передавали,будтонаравнине
уже появились драгуны и жандармы. Рассказывали, что они еще ночью прибыли из
Дуэ. Обвиняли Раснера: это он предал товарищей, предупредив директораЭнбо.
Одна откатчица клялась, что самавидела,какдиректорскийслуганесна
телеграф депешу. Углекопы сжимали кулаки ивбледномсветераннегоутра
из-за приподнятых занавесок смотрели, как проезжали солдаты.
В половине восьмого утра, когда взошло солнце,пронессядругойслух,
ободривший самых нетерпеливых. Тревога оказалась ложной: была просто военная
прогулка,которуюгенералиногдапредпринималпонастояниюлилльского
префекта сначалазабастовки.Забастовщикиненавиделиэтогочиновника,
обманувшего их обещанием вмешаться и примиритьихсКомпанией;авместо
этого он раз в неделю посылалвМонсувойска,чтобыдержатьрабочихв
страхе. Таким образом, когда драгуны и жандармыповернулинамаршьеннскую
дорогу, удовлетворившись тем, что стуклошадиныхкопытпомерзлойземле
оглушил рабочих, углекопы вдоволь посмеялись наднаивнымпрефектомиего
солдатами, которые ушли отсюда,когдаделоначиналосьвсерьез.Такони
потешались часов до девяти, мирно оставаясь усвоихдомов,поглядываяна
добродушные спины последних удалявшихся жандармов. В это самое времябуржуа
Монсу мирно спали в своих постелях, зарывшись в подушки. В Правлении видели,
как г-жа Энбо выехалавколяске,оставивмужазаниматьсяделами;дом,
закрытый и безмолвный, казался мертвым.Ниоднашахтанеимелавоенной
охраны в самый опасный момент: то было роковое,ноестественноеупущение,
как это почти всегдаполучаетсяприкатастрофах,-повторилисьвсете
ошибки, какие допускаетправительствовсякийраз,когдатакнеобходимо
разбираться в фактах.