Тебросились
наутек. Опустевшая шахта оказалась в рукахзабастовщиков,взбешенныхтем,
что им не удалось избить ни одной предательской рожи. Тогда онинабросились
на оборудование. Отравленный гнойник озлобления медленно назревалидолжен
былнаконецпрорваться;бесконечныеголодныегодывызвалимучительное
желание насытиться избиением и разгромом.
ПоднавесомЭтьензаметилнагрузчиков,которыенакладывалина
двухколесную тележку уголь.
- А ну, убирайтесь отсюда! - крикнул он. - Не дадимвывезтиникуска
угля!
На зов его сбежалась сотня забастовщиков, и нагрузчики еле унесли ноги.
Одни выпрягли лошадей, хлестнули их, и те испуганно шарахнулисьвсторону;
другие опрокинули тележку и сломали оглоблю.
Левак сильными ударами топора стал рубить козлы, чтобы сбить мостки, но
они не поддавались, и тогдаонвздумалрастащитьрельсы,разрушитьвсе
полотно железной дороги. Вскоре за делопринялисьостальныезабастовщики.
Маэ, вооруженный железным брусом, которым онорудовал,какрычагом,стал
выбивать чугунные подушки.ВтожевремяПрожженнаяувлеклаженщинв
ламповую, где весь пол был моментально засыпаносколкамистекла.Маэвне
себя колотила палкой с такой же силой, как и жена Левака.Всебылизалиты
маслом,Мукеттавытиралаюбкойруки,ейбылосмешно,чтоонатак
запачкалась. Жанлен шутки ради вылил ей за шиворот масло из лампы.
Но гнев, обрушившийся на неодушевленные предметы, никого не насытил,а
пустые желудки все больше давали о себезнать,исноваподнялсягромкий
стон:
- Хлеба! Хлеба! Хлеба!
Один из бывших штейгеров содержал нашахтеПобедасъестнуюлавочку.
Вероятно, он от страха бросил свое заведение.Когдаженщинывернулисьиз
ламповой, а мужчины покончили с полотном железной дороги, все набросились на
лавку и с легкостью сорвали ставни. Хлеба там не оказалось,нашлосьтолько
два куска сырого мяса и мешок картошки. Затем откопалисполсотнибутылок
можжевеловой водки, которая исчезла, как капля воды, поглощенная песком.
Этьен, выпивсвоюфлягу,снованаполнилее.Понемногуегостало
одолевать опьянение, нехорошее опьянениенапустойжелудок,откоторого
кровью наливались глаза, а зубы оскалились, обнажая бледные десны. Вдругон
заметил, что Шаваль исчез. Этьен выругался,прибежалитоварищиинакрыли
беглеца, который в суматохе спрятался с Катриной за сложенными дровами.
- Ты, предатель! Боишься себя опорочить? -заревелЭтьен.-Самже
требовал влесу,чтобызабастовалимеханики,кричал,чтобыостановили
водоотливные насосы, а теперь хочешь нам гадить!.. Так вот, черт подери!Мы
вернемся на шахту Гастон-Мари, и я заставлю тебясломатьнасос.Да,черт
подери! Ты сломаешь насос!
Этьен был пьян, он сам натравливалтоварищейнаводоотливнойнасос,
который он отстаивал несколько часов назад.
Да,черт
подери! Ты сломаешь насос!
Этьен был пьян, он сам натравливалтоварищейнаводоотливнойнасос,
который он отстаивал несколько часов назад.
- В Гастон-Мари! В Гастон-Мари!
Все закричали, бросились вперед, а Шаваль, которого схватили заплечи,
тащили и изо всех сил толкали, взмолился, чтобы ему дали помыться.
- Убирайся! - крикнул Маэ Катрине, также пустившейся бегом за всеми.
Но девушка даженеостановилась,онапосмотреланаотцагорящими
глазами и продолжала бежать.
Толпа сноваприняласьбороздитьравнину,шагаяподлиннымпрямым
дорогам, среди необозримых полей.Былочетыречаса,солнцеклонилоськ
горизонту,отбрасываянамерзлойземледлинныетенияростно
жестикулировавших людей.
Избегая появиться в Монсу, забастовщики свернули на Жуазельскую дорогу,
а чтобы не делать крюк через Воловьи рога, прошли мимо Пиолены. Как раз в то
время из усадьбы вышли Грегуары - прежде чем идти обедать кЭнбо,гдеони
предполагали встретиться с Сесиль, им нужно было нанести визит нотариусу.В
усадьбе все словновымерло-ипустыннаялиповаяаллея,иогород,и
фруктовый сад, оголенный зимою. Ничто не двигалосьвдоме,закрытыеокна
которого запотели от комнатного тепла; в глубоком спокойствиичувствовались
благодушие и достаток, ощущалось патриархальное бытие, разумное благополучие
обывателей, любящих сладко поспать и сытно покушать.
Не останавливаясь, забастовщики мрачно гляделинарешетки,скользили
взглядом по ограде, покрытойсверхубитымстекломизащищавшейдомот
вторжения. Снова раздались крики:
- Хлеба! Хлеба! Хлеба!
Лишь собаки - два огромных рыжих датских дога - ответили свирепым лаем,
раскрыв пасть и прыгая на заднихлапах.Зазапертымиставнямипрятались
привлеченные криком служанки -кухаркаМеланиигорничнаяОнорина;они
обливались потом и бледнели от страха при виде забастовщиков. Обеупалина
колениичутьнеумерлисперепугу,когдавсоседнееокнопопал
один-единственный камень и разбил стекло. Это была шутка Жанлена: онсделал
из веревки пращу, послал привет Грегуарам и тут же снова принялсядудетьв
трубу; толпа была уже далеко, и крик: "Хлеба! Хлеба! Хлеба!" - замирал.
По дороге в Гастон-Мари народу прибавилось, и к шахте подошло уже две с
половиной тысячи разъяренных людей, сметавшихвсенасвоемпути,словно
бурно разлившийся поток. Жандармы были здесь часом раньше и, сбитые столку
крестьянами, спешно направились всторонуСен-Тома,позабывоставитьиз
предосторожности на посту ушахтыхотьнесколькочеловек.Непрошлои
четвертичаса,кактопкибылиразрушены,котлыопустошены,постройки
разобраны. Но главная угроза быланаправленапротивводоотливноймашины:
малобылоостановитьее,заглушитьпоследнюювспышкупара,нанее
набрасывались, как будто это был человек, которого хотели лишить жизни.